Убежден, что писать надо обо всем: ханжеское умолчание подобных сюжетов приводит к тому, что мы искренне не понимаем, откуда берутся маньяки и садисты.
Один из удобных мифов прошлых лет: леденящие кровь зверства вершатся на экранах и в подворотнях чуждого нам Запада. Там, все там. Свободная продажа оружия и легкодоступные наркотики, хищный рэкет и повальная проституция, бесстыдная коррупция и чудовищные убийства. У нас же раскрываемость преступлений едва ли не зашкаливала за стопроцентную отметку, и в Белоруссии сажали (а затем расстреливали) одного «сознавшегося» мужчину за другим, пока расчетливый маньяк Михасевич уверенно охотился за несчастными женщинами, счет которым велся этим удачливым — по воле слепого правосудия! — убийцей уже на десятки.
Нет, я не намерен, сурово нахмурив брови, посматривать с публицистических высот на то печальное обстоятельство, которое хронологически можно уложить в шестилетний срок между первым из зарегистрированных следствием эпизодов и арестом казанского лиходея. Напротив, вполне допускаю, что троица людоедов и вовсе могла избежать наказания.
Дело в другом: мне непонятна сама противоестественная страсть, обуревавшая Суклетина и К. Я еще кое-как могу объяснить себе патологические наклонности главаря. Алексея Суклетина впервые посадили, когда ему только-только исполнилось 17. Двухлетний срок он «отмотал» от звонка до звонка. А спустя два с половиной года — новая «ходка». За разбой. Вышел он через 12 лет, имея лагерный стаж в 153 месяца.
Удивительно в той драме, что разыгралась на территории «Каенлыка», не поведение уголовников Суклетина и Никитина, а улыбчивое хладнокровие, с которым жарила девичью печенку Мадина Шакирова, впервые отведавшая человечину в 25 лет.
Никак мне это не понять! И потому рассуждения на тему: кем выйдет на волю Мадина Нургазизовна после того, как полностью выпьет горькую чашу мучительного срока, — отношу к бессмысленному морализаторству.
А прикладных, так сказать, вывода — два.
Первый, боюсь, покажется неожиданным (а то, что обречен на непопулярность, так в этом я уверен). Нельзя «вешать» такие сроки, которыми у нас потчуют хозяйственника, нарушившего ведомственный указик, и мальчишку, утащившего магнитофон из кабинета завуча. За это надо, полагаю, наказывать условно. Или «бить рублем».
А уж о сроках лет по десять и более — вообще разговор отдельный. Психологи уверяют: длительные (свыше 10 лет) сроки заключения приводят к тому, что из «зоны» выходит получеловек, вряд ли способный «на все сто» адаптироваться в обществе. После изнурительных лет, проведенных за колючей проволокой, человек перестает осознавать смысл своего пребывания в неволе, он превращается в затравленного зверя, готового к броску, видящего в двуногих лишь своих истязателей или... добычу. Общество само готовит рецидивистов и зверей. Сажаем нашкодивших мальчишек, а выпускаем озлобленных нелюдей.
Теперь второй вывод (увы, предвижу, что встречен он будет на «ура»). Исключительную меру в УК, по-моему, оставить необходимо. И даже не называть ее так деликатно: исключительная. Слишком часто применяется.
Практикующие юристы в отличие от глубокомысленных теоретиков предвещают наступление криминального кризиса. Развитие «сверхприбылей» — подчеркиваю, речь только о таковой — кооперации (а это не только «отмыв грязных денег» и разгул рэкета) чревато и ростом преступности.
И потому предлагаю: давайте смотреть друг другу в глаза. Давайте избавляться от страусиного вычленения «запретных» и «неприятных» тем. И от жонглирования приятными и долгожданными словами.
Я догадываюсь, что многие люди по-настоящему устали от всяких там «некрофильских» тем и удручающих прогнозов, не желают знать, что среди окружающих есть экс-палачи от НКВД, наркоманы, убийцы, насильники и... Суклетин. Но я не напугать хочу, а напомнить. Напомнить, что было время запретных тем. Оно уходит. И приходит пора избавляться от стыдливого, по-фарисейски стыдливого раздела фактов на те, которые знать можно, и те, что не положено.
Литератор, рассказавший мне «первобытный анекдот», прогнозировал за чашкой чая:
— Ты добьешься, знаешь, чего? Статейкой своей вызовешь бурю в стакане воды: сотни писем будут требовать расстрела Мадины...
А я не знаю, чего добьюсь. Однако я знаю, чего хочу. Хочу, чтобы мы не пробегали равнодушно колонку судебной хроники в газете, чтобы всматривались в фотографии на стендах у отделений милиции под шапкой «Разыскиваются». Не очень рассчитываю, что удастся найти ушедших год назад в булочную девочек, но то, что бороться с безнаказанностью надо всем миром, — убежден.
В тот вечер, когда я заканчивал эти заметки, комментатор ленинградских теленовостей «600 секунд» рассказал о том, как в городской квартире трое молодых людей насиловали и истязали девочку. Родители одного из садистов были весь день... в соседней комнате. А днем раньше двое молодчиков на глазах у соседей избили старика, дежурившего в нашем подъезде. Его отправили в больницу, а тех подонков, похоже, не найдут...
Само собой, я не призываю стрелять всех хулиганов и истязателей. И вообще я не об этом. Я — о соседях. Ведь у сторожа Суклетина они тоже были. Целое товарищество. Садоводческое.
Что растет в том саду?
И каким будет новый урожай?
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Роман
С профессором Борисом Искаковым беседует Александр Бойко.