Он слезает в воду и рывком подтаскивает лодку по песку, отчего я не могу устоять и снова шлепаюсь на мокрую скамейку. Темный предмет шевелится, раздваивается, и перед нами встают двое молодых людей. Парень молчит, а девушка вытряхает песок, подпрыгивая на одной ноге и держась за его плечо. И говорит:
— Разбудили? Извините, пожалуйста, бедненькие, до двадцати четырех часов не добрали...
Вася дожидается, пока они сядут, с трудом отпихивает лодку и тоже садится:
— Я не видел, как вы работаете, но как вы отдыхаете, я бы вам сказал, если...
— Замерз?— спрашивает девушка парня, не отвечая Васе и вообще не замечая его слов.— Я тебя сзади обниму, у тебя спина сразу согреется, ладно?..
— А вы знаете, что у нас делают за грубое нарушение распорядка?— говорит еще Вася.— Проверяют фамильи и пишут по месту работы о неблаговидном поведении...
— Ладно, пишите,— говорит девушка.
— И напишем. Тут, может, зона, и мне еще неизвестно, кто вы и что тут делали...
— Тебе тепло?—спрашивает девушка парня.
— Да, тепло.
— И мне тепло.
Они сидят обнявшись, совершенно не замечая Васи и не желая знать, что он думает и чувствует. И он вдруг замолкает. Он молчит всю дорогу, и я никак не пойму его лица. Оно кажется мне бледным. Почему-то вспоминаю один случай на пароходе. Это было на большой реке, а в салоне стоял рояль. И Вася играл, быстро собрав вокруг народ, и шутил, и изображал джаз. А потом пришел тихий молодой человек и сказал: «Пустите». И сел и, закрыв глаза, стал играть что-то. очень серьезное, непонятное и... волнующее. И все молчали и не двигались, глядя на него, и только вздрагивал пароход и поскрипывала закрытая дверь. Иногда мигал свет. А человек сказал: «Вот, все». И ушел неторопливо, не оглянувшись. А все продолжали стоять и молчали, словно ждали еще музыки. И кто-то один сказал Васе: «Сыграйте вы». И тогда Вася побледнел, оттолкнул ладонями просящего и ушел на палубу.
Мы снова ложимся, и я засыпаю. Проснувшись ночью, слышу, как Вася кашляет и ворочается. Часа в три, на рассвете, когда спится слаще всего и тело немотно и непослушно, а закрыв глаза, мгновенно вплываешь в теплые зыбкие сны> заиграл аккордеон. Сперва я лежал, накрывшись с головой, и все ждал, что это кончится. Потом сел и стал слушать. В голове медленно прояснело, и спать больше не захотелось. Но Вася меня не видел.
Он сидел голый, в одних трусиках, и играл для себя. Словно хотел еще понять сам себя и поверить, все ли осталось, жив ли человек и музыка в нем...
Он бросался из мелодии в мелодию, и отчаивался, и стонал голосами, и, если бы кто-нибудь оказался в то утро на берегу, он, наверное, ничего бы не понял. Но, даже не поняв, он, может быть, заплакал бы от долгих и тяжелых звуков, потому что слушать их было невыносимо.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.