- Мы можем внести в коммуну руки, головы и пустые желудки, - весело ответил Мурад. - Что же касается пиастров, у нас их столько же, сколько у эблиса в правом кармане.
- В таком случае, вы не можете быть приняты в партию, - важно сказал человек с седой бородой. - Мы принимаем всех, употребляющих вилки при еде, хоронящих в гробах своих мертвых, допускающих музыку на похоронах, отказывающихся от многоженства,1 но не может принимать людей, не имеющих в кармане пиастра, чтобы внести в кассу партии.
- Вилки при еде! - воскликнул Мурад. - Дайте мне еду, и я покажу вам, как обходиться не только без вилки, но и без тарелки. Гроб для мертвого! Если бы у меня был гроб, мы славно поужинали бы сегодня на вырученные от его продажи денежки. Не так ли, доблестный Орхан? Отказываемся ли мы от многоженства? Мы отказываемся даже от одноженства, потому что, видите ли, знаменитые шейхи из «Зеленого Яблока», нужно раньше иметь, чем прокормить жену, чем заводить ее. Крылья шайтана! Штаны пророка! Есть ли у меня пиастры, чтобы внести в кассу партии?!
- В таком случае, вам не зачем здесь кричать, - заметил человек с седой бородой. - Идите на базар и предложите свои услуги в качестве носильщика тяжестей.
- Видите, почтенный шейх... начал было Мурад, но вгляделся в лицо старика, запнулся и потянул Орхана за собой к выходу.
- Как же я сразу его не узнал? - спросил Мурад на улице. - И как ты не узнал его, доблестный Орхан, сын эблиса и дохлой свиньи? Ведь, это наш уважаемый - сто джинов ему в живот - мулла, из нашей деревни. Хороша коммуна, в которой он будет председателем! Да он скорей даст отрезать себе бороду, чем поделится куском хлеба с бедняком. Чудеса, да и только! Вот так коммуна!
- Почему ты кричишь так громко про коммуну? - спросил, остановившись, случайный прохожий. - Разве ты не знаешь, что тех, кто проповедует коммуну, сажают в тюрьму?
- Это очень хорошо, если это только правда, - завопил Мурад. - Внуки и правнуки шайтана! В таком случае я немедленно донесу вали (нач. полиции), что в этом доме, на котором вывеска «Зеленого Яблока», проповедуют коммуну!
- Я бы сам не имел ничего против, почтенный, - ответил прохожий, подозрительно оглядываясь кругом. - Дело в том, что эта коммуна - ловушка для непосвященных. Муллы и купцы устроили ее для отвода глаз, тогда как настоящая коммуна преследуется и принуждена прятаться в подполье.
- Русская коммуна? - сказал Мурад.
- Турецкая коммуна, - ответил прохожий. - Но устроена она по такому же образцу, как русская. Но кто ты такой, почтенный, почему ты такой оборванный, почему так угрюм твой товарищ и куда ты идешь?
- Столько вопросов сразу, тысяча джинов, и я, жалкий сын собаки, принужден на них отвечать. Я солдат кемалистской армии, вот кто я такой. И товарищ мой такой же, - клянусь исподницей пророка - точно такой же. Мы ищем настоящую коммуну, потому что у нас нет не только родни или ж семьи, у нас нет и дома, и желудки наши пусты, как мех путешественника через пустыню.
- В таком случае, следуйте за мной, - сказал прохожий. - Я вас накормлю, а потом мы поговорим о работе.
- Но как же быть с муллой, который заседает в «Зеленом Яблоке»? - спросил Мурад. - Я не успокоюсь, пока не лишу его бороды вместе с тем, откуда она растет. Я вобью ему не одну, а тысячу зеленых яблок как спереди, так и сзади, чтобы он не мог больше обманывать бедняков, ищущих коммуны!
- Тише, почтенный, тише, - испугался прохожий. - За такие речи ты можешь попасть в яму к прокаженным. Видишь ли, эти собаки находятся под покровительством полиции.
- Но, ведь, я солдат кемалистской армии, - сказал Мурад.
- Это ничего не значит, - возразил прохожий.
- Хоть бы ты был генералом, даже это не спасет тебя от полиции. Собеседники вошли в кафенэ, где выпили черного кофе и съели по куску козьего сыра. После этого, предложив ряд вопросов, и, видимо, удовлетворенный ответами, прохожий повел Мурада и Орхана на пристань, где в тот же день они устроились грузчиками тяжестей.
ЖЕЛЕЗНЫМИ лапами Кемаля подавлялась анархия по всей Анатолии. Стамбул был еще в руках англичан, но уже велись переговоры о его эвакуации. Спешно увозили пожитки итальянцы из Адалин и французы из Адана. Европейские страны, одна за другой, торопились «признать» власть кемалистов. Ангора торжествовала. Декреты, один решительней другого, проводившие реформы в стране, сыпались в изобилии. Муллы и ходжи, осмеливавшиеся протестовать, погибали на виселицах. Но одновременно Кемаль беспощадно расправлялся с только что возникшей молодой турецкой коммунистической партией. Необыкновенно вежливо и любезно разговаривая с Москвой, глава новой Турции делал вид, что не замечает творившихся в Анатолии расправ. Тридцать шесть турецких коммунистов, возвращавшихся из Москвы, с конгресса Коминтерна, вывезены в Трапезунде на моторных лодках в море, застрелены и выброшены за борт. Кемаль одновременно делал революцию и вершил реакцию. Побеги ТКП беспощадно отсекались один за другим. Кемаль хотел быть Кемалем - единоличная диктатура не мирится с властью советов.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.