Факты, о которых рассказывает Джемс, не единичны. Подобные способы «ликвидации» безработицы применяются не только в штате Техас, но и в штатах Алабама, Миссури, Северная и Южная Каролина и др. Безработных, арестованных якобы за бродяжничество, отправляют не только на ремонт и стройку дорог. Они строят дома, работают в каменоломнях, на фермах и даже, как в штате Тенесси, в угольных шахтах, принадлежащих городскому муниципалитету в Петросе. Условия работы повсюду ничем не отличаются от тех, о которых рассказывает Джемс.
- Вот эти, - сказал человек с рыжими усами, ковыряя зубочисткой во рту. Двое полицейских загородили нам дорогу.
- Обоих? - спросил один из них, обращаясь к рыжеусому.
Тот равнодушно кивнул головой.
- Ну, пойдемти ка, голубчики, без разговоров, - обратился к нам полицейский, подталкивая меня за плечо.
Возражать было бесполезно. Мы с Джеком переглянулись и молча двинулись вперед. Полицейские пошли рядом. Рыжеусый пошел в стороне, не обращая на нас никакого внимания. Он шел чинно, как выполнивший свой долг человек.
Я заметил его еще во время моей речи на митинге безработных. У него были коротко подстриженные рыжие усы и какой-то особенный сверлящий взгляд. Помню, он подошел к шерифу, стоящему поодаль, и что-то шепнул, указав на меня. Шериф прищурился, поглядел в мою сторону и усмехнулся.
Я не обратил на это никакого внимания. В окружавшей меня толпе каждый десятый состоял, вероятно, на службе местных сыскных контор. Но тогда я еще не знал техасских методов борьбы с безработными.
В Техас я попал случайно в моих скитаниях по югу в тщетных поисках работы. Моя принадлежность к комсомолу, которую я обнаруживал при первом удобном случае, была достаточной гарантией того, что на некоторых фабриках меня даже не подпускали к воротам. В Сан-Антонио я находился уже около месяца, перебиваясь, как и другие, случайной работенкой за несколько центов в день. Я установил связь с местной коммунистической организацией и принял участие в подготовке массовой демонстрации безработных, назначенной на конец месяца.
Город переживал тяжелые дни. Новый начальник полиции открыто заявил, что «очистит город от красной холеры». На фабриках велась форменная травля каждого сознательного рабочего. Районный атторней и. судья публично заявили, что лучшая мера пресечения большевизма в штате - это суд Линча. «На виселицу негров и коммунистов», - выли ку-клукс-клановские газеты.
Очевидно, я и Джек попали на «примету» и от нас хотели избавиться. Мы оба были почти сверстниками, Джек только чуточку моложе, оба были комсомольцы, оба были знакомы и с полицейской дубинкой и тюремной камерой.
- Интересно, на сколько нас закатают, - шепнул мне Джек, когда мы подходили к зданию суда.
- Да уж не меньше месяца, - ответил я. Полицейские улыбнулись. О, тогда я не знал еще дьявольской механики техасских судов.
Перед нами было трое, которым надлежало выслушать приговор судьи, сухого, зевающего джентльмена в очках. Двое из них, судя по виду, были безработные, как и мы. Третий был негр, батрак или фермер, один из тех нищих, что ютятся на жалких клочках земли по всему югу штатов, обираемые землевладельцами, правительством, трестами, поставляющими им земледельческие орудия, и шерифом, берущим с них взятки.
- В чем обвиняются подсудимые? равнодушно спросил судья.
- В бродяжничестве, ваша честь, - сообщил полицейский с розовым, как у ребенка, лицом.
- Три месяца в кандальной бригаде, - зевая, объявил судья, - следующий...
Следующими были мы. Но негр задержал на две минуты карающий меч правосудия. Он бросился вперед и сложил умоляюще руки перед самым лицом судьи.
- Ваша милость, какой же я бродяга, когда у меня здесь ферма. Я женат, ваша милость, и у меня трое детей.
- Четыре месяца, - зевая, сказал судья.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.