Опять стала одна из машин, и штурман угрюмо смотрит на лаг, констатирующий зловещее уменьшение хода. С 15 миль мы скатываемся до 13, до 1"2, до 10. Михаил Петрович сегодня снова не будет спать ночь. Силин снова будет прополаскивать свою комсомольскую глотку отборной морской руганью, а третий пом, Андрей Федорович, опять придет к завтраку с воспаленными глазами, и будет рассказывать о том, что было бы, если бы... Он - мастер просто говорить о вещах торжественных и даже страшных.

Но что из того? Вот уже из широкого Немецкого моря нас швырнуло в узенький, коварный, богатый рифами Ла-Манш, вот впереди забурлили, запенились хриплые, подлые волны Бискайки. Два дня пути, и мы увидим южное солнце.

Захрипели, затикали десять тысяч винтиков и рычажков, заговорил второй дизель, рванулась вперед с новыми силами истомленная от двойной нагрузки первая машина. Снова лаг весело отсвистывает милю за милей, и снова «Армения» яростно отбивает повторные атаки волн.

А после сотого удара машины по адской лестнице поднимается старший механик - грузный Андрей Моисеевич, иронически посвистывает навстречу несущейся на него волне и опять предпринимает свою тысяча первую попытку заснуть, кончающуюся, как всегда, крахом. Утром он обязательно займет центральное место в пустой сегодня кают-компании и, как всегда, будет весело острить над доктором.

Мы, действительно, советский остров в Атлантике. Кусочек советской территории, на котором почти под самым носом у французских дозорных судов люди живут, работают и отдыхают по советским законам. Сто пятьдесят людей за 3000 километров от советских границ несут по морям красный вымпел, неприкосновенный, как наш скромный движущийся клочок советской территории.

Михаил Петрович еще мог бы рассказать, как гуляли шкиперские и боцманские кулаки по лицам матросов. Андрей Моисеевич еще может припомнить, как он со своим бронепоездом гонялся за бандами белых палачей. Остальные ничего в этом духе не расскажут. Почти вся команда и значительная часть комсостава - молодежь, многие из них - комсомольцы. Наш второй помощник - комсомолец. На судне работает группа практикантов, принимающих морское крещение. Это тоже в большинстве комсомольцы. «Армения» - не просто советский, но и комсомольский остров. Красный штандарт «Армении» несут комсомольцы.

Но как справляются комсомольцы с трудной и славной краснофлотской службой?

Корабль испытал два шторма - один в Балтике, другой в Английском канале. Первый «укачал» многих, второй - значительно меньше. Пообвыкли.

Нашлись и симулянты - этой дряни везде достаточно. Одного пришлось снять с работы - совсем уже бессовестная симуляция. Но это, конечно, единицы. Остальные укачались всерьез. Лежали, словно лягушки, и жалобно скулили, рисуя себе всяческие смертные кошмары.

Не то, конечно, плохо, что лежали. Морское дело вовсе не шуточное, не похожее на лубочные картинки приключенческих романов. Комсомолец, пошедший на корабль, должен был собрать всю свою волю, сжать губы, прикусить язык, но не пискнуть. Пусть знают все, черт возьми, что комсомольцы не сдаются. Вон в машинном - ад, пекло, машины прыгают вверх и вниз, норовя отхватить человеку голову, едкий запах нефти лезет в нос, слепит глаза, а механик спокойно следит за своим черным чудовищем - и хоть бы что.

Держись, комсомолец! Если не угонишься за стариком, перенюхавшим запахи всех морей, - ни черта из тебя не выйдет. Комсомолец Литвинов выбыл из строя, секретарь ячейки Гильденберг крякнул спросонок - не выспался - и занял его место. Когда сознание ответственности въедается в каждую извилину мозга, в каждый мускул, тогда не укачаешься.

Моряку нужна хорошая парусная школа, но она воспитывает, закаляет, а главное - приучает любить море: а без этого не может быть никакого моряка.

Как только кончился шторм, так и пошли потешаться друг над другом. В салоне - пенье и говор, на палубе тренькает гитара и балалайка, на баке ребята под руководством старпома изучают морскую науку. На капитанском мостике возятся со всякими приборами, постигают тяжелое штурманское дело. А в закрытой каютке строчат потихоньку стенгазету. Достанется в ней и капитану, и помощникам, и практикантам: всем сестрам - по серьгам.

Чуть-чуть улеглось волнение, и ребята уже наперебой стараются покрыть «прорыв». Взялись покрасить мачту во время серьезного волнения.

Так вот, волнение чуть полегчало, и можно подводить итоги: во-первых, мы научились строить крепкие суда; во-вторых, наши двигатели, при всех их дефектах, все же храбро справились с двумя: штормами; в-третьих, у нас есть прочный кадр опытных, старых моряков, для которых море - родная улица; в-четвертых, молодежь, промокши как следует в соленой воде, кое-чему научилась.

Хлам отсеется, лучшее твердо станет у руля, и наш советский корабль выдержит еще много штормов, выдержит с честью.

Страшный удар сбил меня с ног. Я поднялся и выбежал на палубу. Железные поручни согнуты в дугу, дубовая скамейка превращена в щепки. Морской гость весом в 1000 тонн легонько лизнул нас с борта.

Выдержали. Подумаешь - волна! Мы еще и не то выдержим, когда будет нужно.

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.