Чумазый Володька разочарован в жизни. С опухшим от послеобеденного сна лицом он стоит у койки с одеялом в руках и ворчит:
- Теперь вон чаю жди! - Не могут накормить, как след...
- Ну, чего гавкаешь? - с досадой отзывается молодой орехово-зуевский столяр. - Неужто брюхо не набил?
- А что, по - твоему, - Володька швыряет подушку на койку, - по - твоему, тут питание? Жульничество тут, а не питание. Мясо да мясо одно - только и жри. - Сахару одних восемь кусочков, масла... Что мне тут - поправка или голодовка? На что я сюда приехал, я тебя спрашиваю - а? Дома куда лучше...
Он ожесточенно тянет узкий ботинок за ушко - ушко не выдерживает и лопается. Володька матерится и плюет на пол. - Н - ну, - не верит столяр. - Сколько же ты зарабатываешь?
- Сто двадцать.
- Один?
- Жена да мать...
- Ну и, значит, врешь, - отворачивается столяр.
- Как такое врешь? - надувается Володька. - Сам ты врешь...
- Конечно! Небось, в Москве не много мяса видишь. Да что ты, с луны свалился - не знаешь, как теперь с продовольствием...
- Ну и наплевать, что в Москве, - злится Володька. - Раз послали, должны кормить, как полагается, одним словом под комплект.
- Куда тебе? - насмехается столяр, глядя на его лоснящиеся щеки. - Взбесишься, гляди, с жиру... Ты сколько прибавил?
- Четыре двести, - сопит Володька над шнурками. - Ну, пошли на чай, а то сдохнешь тут.
Столовая быстро наполняется. Стучат тяжелые стулья, звякают ложки, грузно раскланиваются над кружками увесистые медные чайники. Володька и Баранов спешат к окну - они сидят напротив друг друга. Подвигают к себе тарелочки с сыром и маслом. Тянут с общей хлебницы по два толстых ломтя ситного - про запас - и смачно чавкают, поглядывая, не остался ли у кого сахар и нельзя ли прихватить лишнюю порцию белого хлеба.
Чайники, наконец, застывают неподвижно над клеенкой в объедках и лужицах. Баранов тоскливо озирается на соседний стол - там сидят «желудочные», которым выписывают добавочный ситный, и масло, вместо колбасы.
Такая славная прохлада вливается в окно - снежит после душного дня. Скоро тушить огонь, но спать неохота. Длинный, туполицый Александр раздевается и выпытывает у Бориса, как это так вышло с комсомолочкой. У этой маленькой, круглой девчонки в юнгштурмовке с телячьими глазами даже имени нет - все ее зовут просто «комсомолочка», и слово это звучит, как издевка.
- А, с комсомолочкой? - Борис плюет с досадой. - Провались она, дура такая. Идем мы там, с краю. Темно, ни черта не видать. Ну, что же я дурак, буду случай упускать? А она: «разве я вам, говорит, кусок мяса?» Губошлепка чертова...
- Кусок мяса! Ха - ха - ха! - хохочет Александр. - Это здорово!
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Дискуссия читателей