- Именно!... Хорошо!... - глаза его сверкали. - Когда будем оформлять соглашение? Завтра? Да?

- Да хоть завтра, - ответила она, опять находу, торопливо изумившись самой себе. - Только в таком случае я должна сначала съездить за сыном.

- Он у отца?

- Нет, мой муж умер, уже третий год.

- Вот как!... - его щеки вспыхнули кирпичным румянцем. - А у меня жена умерла... в прошлом году.

- А вы будто и рады этому! - бросила Елена. Этот румянец и сорвавшийся голос словно оскорбили ее.

- Нет, почему? - укоризненно возразил он, сразу стихнув. - С женой моей я прожил пятнадцать лет и любил ее. Она была смелая, фронтовая женщина, долго гае могла расстаться с кожаной курткой и сапогами. Она была упряма - кремень! - и ничуть не береглась, считала, что «никакой чорт» ее «не возьмет», и умерла от воспаления легких. И вот... Впрочем, простите...

Он как на поединке глянул прямо в глаза хмурой, рассеянно слушающей Елены.

- Чего мне от вас прятаться? Вы правильно поняли! Я рад, что вы вдова признаюсь!... Все в вас меня радует... выразить не могу! Я за эти дни много думал о вас... так именно люди и влюбляются. Вот этого осложнения вы и боитесь. Вполне естественно: свой труд, свое творчество вы оберегаете от всяких досадных психологических случайностей. Прошу вас верить: без вашей доброй воли никаких осложнений не будет.

«Вот умница!» - вдруг весело подумала Елена и, расправив свои куньи брови, без слов, с чуть прищуренной понимающей улыбкой, подала Воробьеву белую теплую руку.

Неделю спустя Елена и Воробьев стояли У балюстрады верхнего кафе. Обширная тераса на три этажа выше крыши-сада поднялась, как башня, к темнозеленому небу.

Дворец Наркомата тяжелой промышленности вздымался слева от них как гигантский корабль, пронизанный огнями. А дальше, как пожар, далеко озаряя небо и землю, сияла ступенчатая белая башня, сотни окон ее горели расплавленным золотом. Вверху, на высоте орлиного полета, будто властно породнись с полярной звездой, кипел в поднятой руке великана огонь, не знающий пепла.

Воробьев взял со столика дымящуюся чашку. В его загорелых пальцах она забелелась как кролик.

- В прошлом году, - заговорил он, мягко усмехаясь, - привезли в Москву на съезд советов старика-якута, одного из знаменитых наших колхозников. Старик посмотрел на Дворец советов и даже зашатался от восторга. Ленину вверх поклон послал. «Ну, - говорит, - увидел я самое большое чудо света, теперь и умирать можно!» А мы не умрем, товарищ главный архитектор, мы вот подобный домик, хоть и меньше размером, но в основном не хуже выстроим... а?

- Это будет, например, дом колхозника, - подхватила Елена и тут же смолкла, точно ушла в тень.

- Что? - осторожно встрепенулся Воробьев. - Вас все беспокоит это письмо?

Елена накануне получила письмо от одного своего старого друга.

- Да. Он пишет путано и даже дерзко, доказывает какое-то свое «право» на отклонение «от нормы и общего движения» и разное другое. А сам, это совершенно ясно, несчастен и на таком ранжире долго не протянет... Вот он мне пишет, слушайте:

«Ты, пережив все язвы сердца, как небожитель, достигла всего, и потому радости и боли простых серых людей уже недоступны твоему пониманию...» Ах, Андрей, Андрей... Это он намекает, что с десяток лет назад я была несчастна, разбита, я земли гае ощущала под ногами... Но... эта эпоха прошла!...

Женщина гордо подняла голову. Упругая прядка спустилась на ее широкий лоб и заплясала на нем как пучок молодой травы на бегущей волне.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.