А с утра наконец распогодилось. В небе над городом промчался Як-40 рейсом из Вологды, и старушка на улице нараспев сказала, как в селе Тиличики на камчатском севере:
– Яшка прилетел.
Я заторопился к причалу. Говорят, что в Великий Устюг непременно нужно плыть по реке. Тогда, проявляясь издалека, город и впрямь осчастливит любого приближающегося, к нему.
На мостках у пристани, благо день выпал субботний, женщины полоскали длинные домотканые половики, такие ни в одну стиральную машину не втиснешь. Подошел речной трамвайчик и серьезно, как на море, загудел, созывая опаздывающих.
Минут через пять я спрыгнул на песчаный берег у села Дымково.
Великий Устюг был светел и величав. Машины, поджидавшие парома, едва виднелись на берегу. Здания, промытые дождем, белели радостно, как на картине Шильниковского. Если бы не леса, поставленные реставраторами, и не редкие дымящие трубы, не речной трамвайчик, отправившийся в обратный путь, город и не отличить от Устюга времен знаменитых его горожан.
Вроде ничего не стоило бы ему спокойно почивать на исторических лаврах, как многим иным, некогда славным городам. Наверное, еще станет он знаменитым туристским центром (недаром по богатству памятников сравнивают Великий Устюг с Суздалем), но как ни коротки были мои устюжские дни, показалось мне, что одной только старой славы городу мало.
Излучина Сухоны скрывала от меня судостроительно-судоремонтный завод. Накануне я смотрел там на колесные пароходы, сведенные в затон на зиму. Неподалеку от них достраивались на стапелях мощные буксиры, которым вскоре предстояло тянуть по сибирским рекам плоты леса. Карта на заводском корпусе была исчерчена стрелами, подсказывавшими, где трудятся устюжские буксиры.
Трамвайчик вез меня обратно. На крохотной палубе женщина достала из сумки шаньгу, посолила, взяв щепотку соли из берестяного туеска. Такие же туески я видел и в камчатских селах. Да что туески, даже нарты, конструкцию которых, казалось бы, никому не под силу изменить, и те после прихода казаков на полуостров порой ладили по-иному. Этнографы встречали в Центральной Камчатке упряжки собак, тянущие нарты, схожие внешне с русскими розвальнями...
А Великий Устюг все приближался. Набережная будто искривлялась, обхватывала крохотный речной кораблик, торопя его к пристани. Над Никольской колокольней вились галки. Я поднялся по отлогому спуску наверх, снова увидел штурвал на солнечных часах, заторопился к нему, но к городу приползло тяжелое облако, тени пропали, и можно было не смотреть на бетонный циферблат.
Стрелки на руке показывали пятнадцать часов, столько же было в Москве, и, начиная выпуск последних известий, диктор, как обычно, произносил: «...в Петропавловске-Камчатском полночь».
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.