- Насчет штучки - это я зря. Со зла. Она хорошая девка. Мы года три были - водой не разольешь. А потом, как один буровик сказал, получился треугольник. Приехал тут... художник из города. На застежечках весь, даже ботинки. Рубашка - снег, не то что у нас, грешных. И ухмылка с морды не сползает, будто все село ему родней доводится. Не знаю, почему, только я его с первого взгляда невзлюбил. Сердце, видно, чуяло... Ну вот, живет этот художник неделю, другую. Ребятишек рисует и головой трясет: я - де таких глаз у детей нигде не видывал - утреннее небо, а не глаза! Да что ребятишки - глазастые, конечно. Только таких глаз, как у Василинки... Ты когда - нибудь видел забереги? Это когда первый лед к берегам жмется. Синий - синий он, с искоркой. Смотришь сквозь этот лед - стекло, а под ним омут зеленью отливает. Я мальчишкой, бывало, гляну - сердце холодеет и плакать хочется, до того хорошо...

Никита шумно вздыхает и, словно опомнившись, переходит на прежний ядовитый тон:

- Так вот. Стал этот сукин сын сначала Федьку обхаживать. Федька - брат ее. То конфет ему принесет, то малюет ему чего - то и «богатырем» зовет. А уж какой богатырь - от горшка два вершка да еще конопатый, хуже меня... Потом и зима пришла, снегу по самые трубы навалило. А художник и не думает уезжать... Как - то Василинка ко мне в бригаду прилетела (я тогда у трактористов бригадиром был). Прилетела и - как веретено - на месте не постоит, в снежки игру затеяла. «Ты чего, - спрашиваю, - веселая такая?» А она подбоченилась и смеется: «С меня художник картину писать начал. Снегурочка называется». Я молчу, а у самого сердце защемило. «Валяй, валяй», - говорю. И ушел. Вечером встречаю его у клуба. Отвел за угол. «Сейчас, - говорю, - бить тебя буду. И, может, совсем убью». Он смеется: ладно, мол, только работу дай закончить. Парень он, конечно, против меня никудышный, но не трус. И от этого у меня пылу вроде поубавилось. «Вот что, - говорю, - художник, катись - ка ты отсюда к едрене - фене, иначе кости по сугробам растеряешь». «Закончу, - говорит, - работу - уеду». Повернулся и пошел в клуб, а я, как дурак, в переулке полчаса стоял. Что я за это время передумал - вспоминать тошно. С того вечера с Василинкой встречаться перестал. Мешать, думаю, не буду. У меня своя гордость есть... А сердце прямо разбухает от злости.

И вот тут - то стряслась одна штука. Прибегает ко мне однажды Федька и слова не выговорит, только «ва - ва - ва». «Хватит, - говорю, - вякать. Выкладывай, чего тебя леший в такую погодку принес». (На улице в тот день пургу завернуло - аж дома шатались.) Слово за слово - понял наконец, что художник ихний заплутал. Ушел на охоту к Волчьей пади и как в воду канул. «Иди, - канючит Федька, - тебя Василина зовет!» «Спасибо, - отвечаю, - вспомнила». Однако иду: интересно было взглянуть. Приходим - она ко мне: «Никита, человек погибает... Ты лучше всех тайгу знаешь!» Я молчу. А тут еще Федька под ногами путается... Пошел за лыжами.

Выбегаю за околицу, ветер будто с цепи сорвался, так с ног и валит. И злость во мне ходуном ходит, то ли на художника, а скорее, на ветер. Дуй, думаю, может, лопнут губищи - то... В общем, долго рассказывать, как я его искал. Нашел в одном логу, под сосенкой. Скрючился, съежился в три погибели и сидит. И тут меня оторопь взяла: приведу я его домой, а дальше? Ведь увезет Василинку!

Не - ет, думаю, оставайся - ка ты лучше здесь, голубчик! А я скажу, что не нашел. Кто за это попрекнет?.. Стою. Холодно, а по мне пот так и льет. И коленки точно ватные. Как же, думаю, я в глаза взгляну?.. Ну, ладно, подошел к художнику, за плечо трясу. «Пошли, - говорю, - домой!»

Добрались с грехом пополам: он ходок не ахти какой да и залубенел на морозе - то... Оставил я его в сенцах с Федькой, а сам - к Василинке. Вваливаюсь в избу, на роже этакая ухмылка... «Не нашел», - говорю. И тут опомниться не успел - бац меня Василинка по щеке, бац по другой! И в слезы: «Уходи, подлец! Ненавижу!...»

Никита отворачивается, стараясь подавить вновь всплывшую обиду. А обида, видно, была немалой, потому что у Никиты даже сейчас мелко и судорожно вздрагивают губы. Молчим мы долго. Лишь минут через десять я решаюсь спросить:

- Где она сейчас?

- В городе... Когда этот тип уехал, про нее всякие слухи пошли. Деревня, сам знаешь. Хоть промеж них ничего и не было. А она гордая... У меня недавно один дружок к ней ездил. Живет одна. Ну, он спросил: как, мол, не думаешь за Никиту выходить? «Нет», - говорит...

Никита, повозившись, ложится на бок и закрывает глаза. Становится очень тихо. Слышно только, как сонливо и тонко звенят комары да приглушенно, будто тоже засыпая, гудит река.

- Никита, - окликаю я товарища. - А ты съезди к ней еще раз!

Молчание.

- Спишь, Никита?

- Сплю! - сердито отвечает он.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.