С земли это кажется просто: наполненное ветром высокое небо, башни музея и крылатое слово, плывущее над столицей.
Сорок восемь самолетов «Р-5». Шесть букв, написанных ровным и твердым почерком наших летчиков. И все.
Так говорится. А пишется много труднее.
В N-ском авиасоединении нет «ассов», «королей воздуха», акробатов, для которых небо - нечто вроде купола цирка. Здесь мастерство подчинено дисциплине, и каждая мертвая петля, «иммельман» или «бочка» давно предусмотрены в штабе.
Фигурный полет огромной массы самолетов над городом, вдали от площадок - свидетельство исключительной надежности машин и людей... Мастера фигурного полета - это, прежде всего, мастера пилотажа, разведки, бомбометания, истребительной авиации.
Есть упражнения, лишенные внешнего блеска, которых не увидишь на торжествах и парадах.
Пассажиры пригородных поездов видят иногда над землей одинокий самолет. Путь этой машины исключительно прям: ни горок, ни пикирований, ни виражей. Она утюжит воздух как рядовой почтовый самолет. Кажется, что нет ничего легче такого полета. Но если бы зритель мог заглянуть в самолет сверху, его удивило бы необычайное зрелище: в машине сидит, не притрагиваясь к управлению, летчик-наблюдатель. Пилота не видно. Там, где высовывается обычно его кожаный шлем, находится широкий брезентовый колпак.
Закрытый колпаком пилот ведет машину «вслепую». Он не видит ни солнца, ни облаков, ни березовых рощ, ни реки. Ночь или день, луна или солнце - для него безразлично. Пространство потеряно. Он живет в мире делений и стрелок. Перед ним 1 2 приборов, но внимание летчика сосредоточено на четырех основных: «Пионер» отмечает повороты и крены, «Сафо» - скорость, альтиметр - высоту, компас – курс.
Здесь можно верить только приборам. Органы чувств неимоверно фальшивят. Даже чувство равновесия покидает летчика, закрытого колпаком. Он спокоен, ему кажется, что крылья машины строго параллельны земле, а на самом деле самолет валится на бок... Чувство подсказывает, что самолет как будто бы ползет в гору, а стрелка альтиметра показывает прежнюю высоту.
Гак, под колпаком, не отрываясь от стрелок, летчик Хрусталев летел однажды шесть часов.
- Когда наблюдатель поднял колпак, - вспоминает теперь Хрусталев, - я удивился. Прямо подо мной лежала цель, к которой я добрался «вслепую». Я почувствовал огромное облегчение и одновременно сильную усталость. Ничто так не утомляет летчика, как непрерывное напряженное наблюдение за приборами. Но и ничто не может быть лучшей проверкой квалификации летчика!
Когда колпак открыт и рядом идут товарищи, летчик может выравнивать машину, не заглядывая на приборы. Он чувствует скорость машины, воздушные потоки и ямы, он соразмеряет движение самолета с другими машинами. А тут лишь стрелки шевелятся, вздрагивают, щекочут нервы... Легче пролететь шесть часов в открытой машине, чем пару часов под колпаком...
Чем выше искусство летчика, чем больше у него опыта полетов «вслепую», тем спокойнее ведут себя стрелки приборов. И только тот, кто властно и точно ведет самолет в облаках, в снегопад, дождь и туман, - только тот сумеет безупречно «держать шаг» в строю над столицей.
У летчиков N-ского авиасоединения прекрасный почерк. Легко, уверенно и свободно выписывают они на небе слова и фигуры. Это твердый почерк людей, для которых вовсе не существует нелетной погоды. Непробиваемая глазом глухая осенняя ночь, когда и на земле не хочется выйти на улицу, для летчиков - отличная обстановка дальнего рейда. Густые грозовые облака - незаменимая маскировка.
Туман, ветер, мороз, дождь - завидные условия тренировки. Тихие, ясные дни здесь не в почете: легко летать.
Аэродром живет в любую погоду. Все, что осложняет или затрудняет полет, не озадачивает, а вызывает новый прилив энергии у командиров. Если нет затруднений, их выдумывают. Бывает так:
Молодой командир выводит свой отряд в чудесный солнечный день, а в воздухе наблюдатель передает ему пакет с вводной задачей. Оказывается, день вовсе не солнечный и не чудесный. И мишень не видна, и условные облака прижимают самолет к земле, и зенитная артиллерия будто бы хлещет из березовой рощи...
Командир забирается выше: он решает подкрасться к противнику за облаками. Отряд уже близок к цели, как вдруг наблюдатель снова передает командиру пакет. Навстречу летят условные истребители. Надо снова менять решение и менять молниеносно, ибо скорость истребителей - 400 километров в час.
Час для летчика-истребителя - величина огромная. Это половина расстояния Харьков - Москва. Каждая секунда для хорошего самолета - это сто метров. Поэтому в N-ском авиасоединении секундомер и в воздухе и на старте в особом почете.
Недавно представители дружественной нам страны осматривали аэродром, где рядами стояли машины.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.