Тумаки за доброту

Но и тут наш Дон Кихот не успокоился. Он пишет заявление в Дом ребенка, чтобы деньги (это примерно 20—25 рублей в месяц) на содержание девочки в течение будущих полутора лет взимали с него: женщина убедила его, что действительно находится в трудном положении, и он считает необходимым ей помочь.

Между тем своя драматургия, свой сюжет разворачивался вокруг Галимзянова в местных органах власти. После публикации очерка редакция направила руководству республики письмо с просьбой разобраться в истории с Галимзяновым и по возможности помочь ему, ибо на районном уровне власти упорно продолжали вести прежнюю политику.

Вот новый, относительно свежий документ от 28.VI.1985 г., появившийся в деле №2891:

«Проверкой установлено: гр. Галимзянов А. Г. содержит на своем участке 16 голов крупного рогатого скота (бычки), а также коз и кур. Расстояние от построек, где содержатся животные, до жилых домов по ул. Межлаука, №№32-а и 32, составляет соответственно 29 и 38 метров... Навоз собирается прямо на территории двора и служит выплодом мух. Между тем содержание скота в городах допускается лишь в районах индивидуальной застройки. На основании вышеизложенного санитарная служба считает содержание животных на данной территории в центре города недопустимым».

Асхат Галимзянов так прокомментировал появление комиссии во главе с главным врачом санэпидстанции района:

— Пришли будто комаров искать. Бауманский район самый запущенный в городе. Помоек в каждом дворе они не видят, мух не видят, у меня трех мух увидели. На улицу посмотрите! Кто скажет, что это город, а тем более центр города? Вон один из домов, до которых они расстояние мерили. Развалины одни, а завтра и их не будет, на дрова растащут. В аварийное состояние барак пришел, людей выселили, а эти комароискатели расстояние меряют. Если бы умный какой начальник нашелся бы, спросил меня: вы животных, Галимзянов, любите? Люблю. Давайте мы вам позволим не шестнадцать голов держать, а сто или сто пятьдесят. Место вам отведем хорошее. Сможете? Смогу!

Встречаюсь с председателем Казанского горисполкома Р. Р. Идиатуллиным:

— Мне импонирует доброта Галимзянова. Наше отношение к нему отражено в решении исполкома. Эти дела, ему надо продолжать. Мы не против. Наоборот, всецело «за». Но надо найти более приемлемый для всех вариант: Город Казань — это еще и тридцать восемь поселков, где мы поощряем содержание людьми скота и птицы. А для такой цели, как у Галимзянова, тем более! Пожалуйста, мы ему поможем построить дом, усадьбу, отведем соответствующую территорию, поможем с кормами. Может, он хочет держать не шестнадцать голов, а сто? Пожалуйста! Пустим вое в узаконенное русло. Улица Межлаука в ее окончании, конечно, сегодня крайне плоха. Весь этот вопрос — и с благоустройством улицы, и с фермой Галимзянова — надо решить капитально именно сегодня. Зачем откладывать на завтра?

Что ж, решение правильное, ничего не скажешь, не ущемляющее ни интересов города, ни интересов одного из его наиболее замечательных жителей, Асхата Галимзянова. Но решение это только что принято, исполнение его впереди, и будем надеяться, что и исполнено оно будет столь же мудро и тонко. Слово, сказанное руководителем города, конечно, не пустяк.

Но вернемся к главному сюжету галимзяновского житья-бытья — к его быкам, к связанным с ними его мечтам. В очерке «Добром живет человек» я уже писал о ближайшей мечте Галимзянова посадить на территории Дома ребенка №1 голубые ели и соорудить памятник на тему «Ленин и дети». Голубых елей в Горзеленхозе не оказалось, посадили ели маленькие и зеленые, а мысль о памятнике стала еще более реальной. Недавно прихожу к Галимзянову на его «ферму» и вижу его озабоченным:

— Быки хорошие, серьезные. Драться уже начинают. — Быки и в самом деле серьезные. Одному Галимзянову с ними уже не всегда справиться. Все время на ферме после работы сын Радик, спокойный, необыкновенно работящий парень. Из дальних концов города приезжают помочь Асхату его родные братья, старший и младший. — Мы тут как матадоры! Зоотехник на днях был. Скоро уже сдавать их можно. Думаю, на 460 килограммов некоторые вытянут. Мне говорили, 420 килограммов — норма. Значит, каждый бык принесет тысячу двести рублей. Общая сумма, считай, 17 — 18 тысяч. За корм вычтут, я брал семь-восемь машин. Значит, тысяч пятнадцать можно будет на памятник отдать. Памятник пора делать. Быки хорошие!

Еду к известным в Татарии скульпторам Раде Нигматуплиной и Виктору Рогожину. Муж с женой, они работают вместе. Читали ли они очерк в «Смене»? Заказ необычный, невиданный — простой возчик заказывает монумент для Дома ребенка, расположенного на одном из главных проспектов города. Не испугает ли их необычный заказ? Поверят ли они в реальность, в осуществимость этого дела?

Очерк, слава богу, прочитан. Убеждать не надо. Заказ вызывает любопытство и интерес.

На следующий день знакомлю художников с заказчиком. Ласково гладя черного свирепого быка по морде, Асхат говорит:

— Мое дело — быки, а ваше — памятник настоящий сделать. Из бронзы! Дети к красоте сызмальства должны приучаться, — смеется, во рту торчит одинокий зуб. — После, как сделаем, зубы пойду лечить. Сейчас некогда!

Работа над памятником началась. А Галимзянов снова в мечтах: поставить сначала памятник в Казани, а потом другой — в Иванове, на территории Интернациональной школы-интерната имени Стасовой. Предположим, на тему «Дружба детей разных народов». Мечтает и, как человек, дела, уже договаривается с колхозом «Серп и молот» в селе Шапши о новой партии бычков в тридцать голов...

Странна человеческая жизнь. Чем больше живешь, тем больше вопросов. И порой странен, загадочен, непостижим человек. Многие из читателей спрашивают, что сам Асхат Галимзянов думает о своей собственной жизни.

Спрашиваю его «в лоб», зачем все это он делает, не устает ли получать тумаки за свое добро. Отвечает со всегдашней улыбкой:

— Нужно, чтобы у молодежи пример был. Жизнь лучше должна быть. Добрее.

В Москве знакомлюсь с молодым португальским коммунистом Жузе Серра. Журналист, оканчивает МГУ, будет работать в газете Португальской компартии «Аванте». Его родители, известные португальские коммунисты, при Салазаре долгое время находились на нелегальном положении, в подполье. Сам Жузе шесть лет провел в Ивановской школе-интернате имени Стасовой. Рассказываю ему о возчике Асхате Гапимзянове, о памятнике, который он делает на свои деньги в Казани, о памятнике, который хочет поставить в неведомой ему интернациональной школе-интернате в Иванове.