«Что твой вулкан действует», – кивнул Микулик в сторону горы, выщербленной взрывами и изъеденной жадными ковшами экскаваторов. На ее обезображенной плоской вершине клубился столб пыли, почти отвесно поднимаясь в небо, словно дым из трубы в морозное утро. А день был теплый, солнечный. Внизу сверкало море, перебрасывая на невидимых волнах вспышки света; у лесного порта и цементного пирса покачивались усталые суда, пришедшие из разных концов земли; город, умытый недавним дождем, окружал подковой Цемесскую бухту, и края этой подковы были похожи на руки, раскинутые для объятья; а дома, удаленные от моря, как любопытные в толпе, вставали на цыпочки, карабкались в горы, как будто тоже хотели взглянуть на зеленые волны.

Сколько лет перед глазами это море, и город, и горы, а привыкнуть к их виду никак не удается. Коля с трудом повернулся в сторону старика, проследил за его взглядом, увидел худенький вихрь, танцующий на вершине, и засмеялся:

– Чисто артист из горского ансамбля, только сабли не хватает.

– Дай ему силу набрать, он без сабли человека сшибет. Аккурат тут самая ветреная дорога проходит. На ней и зачинается наша знаменитая «бора».

По асфальтированному серпантину выписывали петли тяжелые самосвалы. Груженные мергелем, они легко бежали вниз, к мельницам, а возвращались порожние, задыхаясь от высоты и крутой дороги.

– Не видать «вездехода».

– Скрипниченко, небось, думает, мы до вечера с его железкой не управимся. Ты огурец возьми, свежий, по росе сорвал. – Микулик разрезал огурец пополам, круто посолил, протянул Николаю.

В начале смены в ремонтно-механический прибежал начальник горного цеха Анатолий Скрипниченко. У него, видите ли, экскаватор вышел из строя, значит, летит план по отгрузке мергеля, петом, само собой, и шлама завод недополучит, и клинкера, естественно, и цемента в нужном количестве не даст, возможно, корабли заграничные простоят... Хороший инженер Скрипниченко, молодой только и все сводит к мировому масштабу. Ну, его и понять можно: и один экскаватор в масштабе цеха кое-что значит. Начальник ремонтно-механического Василий Петрович Левин хмуро слушал коллегу, прикидывая, кого же направить в горный, чтобы не нанести урона уже запланированной работе. А посылать нужно лучших, чтобы с экскаватором быстро управились и сегодняшнее задание подогнали. Об этом, наверное, подумал и Скрипниченко, потому что неожиданно попросил:

– Ты бы мне своих королей подкинул.

Левин согласно кивнул, и Михаил Власович Микулик, ни слова не говоря, пошел в сторону скрипниченковского «вездехода», за ним и Коля Юнко втиснулся в кабину машины, оборудованной для уборки дорог.

Поломка оказалась нехитрой, за три часа управились и ждали теперь машину. Они сидели, прислонившись к горячим звеньям экскаваторной гусеницы, потрошили заботливо уложенные женами «тормозки», перебрасывались редкими словами, прекрасно понимая и чувствуя друг друга. По возрасту Коля годится Михаилу Власовичу во внуки, но отношения между ними наладились дружеские, уважительные, как и положено среди равных мастеров.

Горы обступают их с трех сторон. Горы мергеля – лучшего сырья для цементной промышленности. Уже сотню лет вгрызаются люди в серый камень, и нет ему конца-края. С давних пор остался здесь старый бремсберг. Вагонетки и рельсы с него давно сняли, но следы их, длинные ржавые полосы, прочно вросли в камень старой выработки, похожей очертаниями на египетские пирамиды. И стоит бремсберг памятником цементникам, возрождавшим завод в далекие двадцатые годы.

– Власыч, а ты знал Глеба Чума-лова? Он ведь тоже слесарем был.

– По книжке читал, а многие в нем и себя видели и других поминали, я тоже похожих встречал. Оно и понятно, с нашего завода роман списан. Когда я в двадцать четвертом попал сюда и только учеником слесаря определился, мне первым делом «Цемент» дали, чтобы жизнь и работу понял. Самого Гладкова сколько раз встречать доводилось, в нашем деле не хуже директора разбирался, не гляди, что писатель. А из себя простой, со всеми поручкается, за детей поспрашивает, дойдет до работы – во все уголки заглядывает.

– Мы позавчера в его музее полы красили.

– Хорошо?

– Старались.

– Он, когда первый раз увидел меня. Гладков-то, сразу и говорит: «Вырастешь и ты, как Глеб, в красного директора». А я, конечно, шкет был, стою, краснею, а языком не поверну чего-нибудь сказать. Так и не вышел из меня директор, хотя, может, оно и к лучшему. Директором, небось, каждый сумеет, если с умом, но и в нашем деле и голова понятливая нужна, да и рука крепкая, и глаз верный. Слесарям памятники ставить надо, потому что без них и самолеты бы не летали, и конвейеры не крутились, и, к слову сказать, этот экскаватор бы никак не ожил. И талант, как теперь говорят, слесарю больше других нужен».

В 1963 году Николай Юнко окончил восьмилетнюю школу в маленьком кубанском городке Славянске и приехал в Новороссийск поступать в индустриальный техникум. С документами опоздал, на дневное отделение прием закончился, но покидать город, обвороживший его сразу же, не хотелось, и Коля решил поступить на вечернее. На другой день после сдачи экзаменов он уже был в отделе кадров цементного завода «Пролетарий». Завод выбирал не по любви, есть в Новороссийске на первый взгляд и привлекательнее места, порт, например, но на цементном давали новичкам общежитие. Именно это обстоятельство и предопределило его выбор, а может быть, и определило (Юнко абсолютно уверен в этом) всю его жизнь.

Взяли Николая на подсобную работу: это поднеси, то отвези – обычно. Подвез однажды Коля баллон с кислородом к верстаку, где работал дядя Миша Микулик, остановился рядышком и смотрит. Понравилось, как слесарь ловко резьбу нарезает.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.