Фабрика окутана солнцем и отблесками желтоватого шелка, так иногда блестит на рассветах морская волна. В окна дует бриз. И слышно, как сухо шелестят, перебирая зелеными пальцами, молоденькие пальмы.

Только на закатах девушки - аджарки хорошо видят свою отдаленную родину - медные горы, покрытые рваным покрывалом снегов и мрачные от низкого, быстро догорающего света. Горы, где матери до сих пор закрывают рот пыльными шерстяными платками, но уже все реже ходят в холодную мечеть бормотать молитвы перед аллахом, проклявшим весь мир в бессильной злобе на большевиков.

В ясные ночи с этих пор под бренькание и блеяние стал виден купол синих огней над Батуми, похожий на далекий рассвет. Матери вздыхают, вспоминая дочерей. Они терпеливо ждут лета, когда дочери приедут в отпуск и привезут рассказы о неправдоподобной независимой жизни.

Матери плачут, вспоминая, как тугоусые злые отцы не смеют кричать на дочерей, как кричат на них, беспомощных старух, а чужие мужчины первыми приветствуют их дочерей и уступают им дорогу.

По домам идет слух о старухе Фадимэ, не выдержавшей разлуки с дочерью, бросившей своего старика - да будет он проклят со своим табаком и ленью! - и ушедшей в Батуми на фабрику. Горы ждали, примут ли Фадимэ, не прогонят ли ее обратно.

Фадимэ приняли, и она работает рядом с дочерью, не снимая платка. Дочь смеется над ней, но старуха терпит и виновато улыбается, - привычка, только привычка, без платка ей все равно холодно.

Падико делает вид, что верит старухе, и никогда с ней не спорит о платке.

3. Погоня за нутрией

Этот случай мне рассказал лучший в Колхиде охотник - мингрел Гулия.

Ранней весной Гулия пошел на охоту к старому, давно заброшенному каналу Недоард, в глубину Потийских болот. Дело было рискованное, малейший неосторожный шаг грозил гибелью в трясинах. Гулия достал дощатую дырявую лодку и пробрался на ней в Неодард. По каналу, как по трубе, стремительно валила мутная вода. Пристать было некуда - берега заросли ольхой, перевитой колючими лианами.

Гулия убил нескольких уток и собирался уже выбраться на сухое место для ночлега, но внезапно окаменел - на берегу сидел, вылизывая шерсть, странный зверь, похожий не то на гигантскую крысу, не то на бобра. Во всяком случае это не была выдра, - выдру Гулия ни с чем спутать не мог.

Гулия приложился и выстрелил. Зверь был убит наповал. Гулия долго переворачивал его ружейным стволом, боясь взять руками, - впервые в жизни он видел такое косматое и страшное животное с четырьмя желтыми лошадиными резцами, острыми, как новенькие бритвы.

Гулия принес добычу в Поти в союз охотников, где и был немедленно изобличен в браконьерстве и предан суду.

На суде выяснилось, что убита нутрия - аргентинское водяное животное. Год назад Союзпушнина выпустила нескольких нутрий в Потийские болота для размножения. Гулия об этом не знал. Он очень извинялся перед судом, разводил руками и недоумевал: «Что ты, кацо? Кто говорит, что можно бить запрещенного зверя, вышла ошибка из - за незнания».

Суд кончился удачно - Гулия заплатил штраф, а союз охотников назначил его как лучшего знатока болот наблюдателем за нутрией.

Жизнь потекла спокойно, но летом из Батуми приехал с русской экспедицией комсомолец - аджарец Али Сахарадзе и начались неприятности.

Гулия потом долго жаловался на Али всему Поти - чистильщикам сапог, заведующим чайными, кустарям, изготовляющим курительную бумагу, и даже музыкантам в городском саду.

- Понимаешь, кацо, зачем приехали? Считать, сколько зверя вывелось. В чем дело? Как считать.

что считать, когда зверь к себе не пускает, за двести шагов скачет в воду! Хватают меня, - едем! Как ехать, когда в Неодарде вода идет быстрее поезда и кругом вода идет и нет ни одного сухого места! Русские начали думать, но Али сказал: «Ехать, и ничего больше; вы Тулию не слушайте, он трус». Я пожал плечами. С кем я буду спорить, с мальчишкой? Он спрашивал меня, видел ли я молодых нутрий. Я сказал: «Видел четырех, видел их нору, около валяется рыба». Он смеется. «Ты видно там совсем не был, старик. Зачем выдумываешы? Этот зверь рыбы не ест, а кушает только корни от водяной травы». И мы поехали. И в озере Палеостом нас заливало водой, я хотел повернуть в Поти, но Али не позволил. И в Неодарде нас несло, как тушу буйвола, привязанную к пароходу, и трещали весла, и я хотел повернуть обратно, но Али не позволил.

Двадцать дней, кацо, мы просидели в болоте, двадцать дней, как один, и у нас вышел весь хлеб и весь сыр, и я хотел идти домой, но Али закричал на меня и не позволил.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.