- Все отличаются, только мы с тобой - каша утром, каша в обед и макароны на ужин.

- И кашу варить кто-нибудь должен, - сказал Рощин. - Ты здесь две недели, а я уже давно, и мне надоело.

Где-то рядом закашляла простуженная лошадь. Это был страшный, с присвистом, протяжный кашель.

Снова засвистел снаряд. Мы легли, и дыра вверху шалаша озарилась желтой вспышкой. Воздух рванулся, шалаш зашелестел, точно кто на него навалился. И опять стало тихо. Мы выбежали. В пяти шагах в судорогах корчилась лошадь. Живот ее был разорван и в темноте казался ямой. Глаз несчастного животного блестел зеленым огнем. Мы поглядели на звезды: вверху печально раскачивались верхушки елей.

- И что он палит сюда?!

- Видит, наверное, где стоят кухни.

- Ну, так по кухням он и станет тратить снаряды!...

- Ты холостой, Вася? - вдруг спросил меня Рощин.

- Холостой, а ты?

- Тоже холостой. Вот тут и заковыка. Придешь в деревню, а девчата скажут: «Ну что Рощин за жених: он поваром воевал!» А ребята поддадут жару: «Верно, девчата, кашу варил». Что тут скажешь?

Картошка была очищена. Мы держали бадьи у огня, чтобы не промерзли белые ломтики. Языки пламени лизали подвешенное закоптелое ведро со снегом. Наша дивизия ежедневно растапливала сотни тонн снега: кухне нужна была вода. Мы сваливали картошку в разогретый котел, клали сало, лук, мясо и, залив водой, завинчивали крышку.

Потом спали у костра, прижавшись друг к другу. Это был короткий сон. Он длился до тех пор, пока спины, обращенные к стенке шалаша, не промерзали и зубы не начинали стучать. Но к этому уже привыкли.

На рассвете полк двинулся на передовую. Мы ехали сзади, колеса грохотали по промерзшей земле, и легкий дымок стлался по дороге.

По сторонам раскинулись батареи, укрытые еловыми ветвями, бревенчатыми накатами. И нам становилось ясно, почему враг бил из пушек по нашему участку: привлекали его не мы с Рощиным, не кашляющая лошадь, а зеленые створы батарей и склады снарядов.

Мы ехали молча и чем ближе подходили к передовой, тем становились настороженнее и спокойнее. Так всегда бывало со мной перед атаками. Как только ложились в снег и начинали ползти на невидимые укрепления, наступало внутреннее спокойствие и только одна мысль владела всем существом: заметить врага, стукнуть его и самому остаться живым. Живой человек, он и побеждать может, не мертвому чета.

Кухни расположились за пригорками, справа от дороги. Полк, который здесь стоял, ушел на отдых, и мы заняли его место. Всюду виднелись следы разрушения. Деревья с обломанными макушками походили на телеграфные столбы после бури, свежие воронки пахли землей, узкие проходы между землянками разрезали пригорок. Видно, частенько финны обстреливали полк. Мы вместе с начхозом заняли крайнюю землянку на склоне. Рядом с нами, через стенку, был госпиталь - огромная яма, закрытая семью рядами бревен и обитая внутри тесом.

Мы раздали завтрак, вскипятили чай и, заварив кашу, влезли в землянку. Где-то впереди татакал пулемет.

- Это ручной стреляет!

- Откуда ты знаешь?

- Ручной бьет громче чем станковый. А вот это финский автомат, -подняв палец, чуть склонив на бок голову и прищурив правый глаз, сказал Рощин.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.