Землеройка

Услыхав что - то сзади себя, я бесшумно оглянулся и увидел, что возле камня два белых зайца друг друга так тузят, что зимняя, белая шерсть летит во все стороны и падает на темную землю, как пух с тополей. Не время бы зайцам сейчас еще выходить, но вода, наступающая на островок, их встревожила, и они кружились в поисках выхода и, встречаясь друг с другом, дрались. Прямо на глазах у меня вода, прибывая, поедала сушу, и земля уходила под воду со всем плотным слоем своих прелых листиков. Раз было: вблизи края воды вдруг шевельнулся один из прелых листиков и стал на ребро, вслед за этим шевельнулся другой, и еще, и еще, потом показалась какая - то голова, и спряталась, и опять показалась, потом вылезла водяная крыса, очистилась, смылась лапками и пошла себе к камню, в сторону зайцев.

На что только не насмотришься, когда сидишь в шалаше на вечерке! Вот немудреная штука - гнездо на березе. Нос торчит в одну сторону, хвост в другую: ворона сидит на яйцах, а вода движется, и видишь по пятнам разной формы на стволе березы, белым и темным, как исчезает то одно пятно, то другое, и все ближе и ближе подступает вода к вороньему гнезду. Бросить бы надо было вороне гнездо, и улететь на другое место, и начать новую семью, но она этого не может, и ни у кого нет охоты подсказать ей, и, если бы даже и явилось бы желание, поди вот, как ей подскажешь такое простое!

Мало - помалу вечер надвигался над поймой, и вода на далекую ширь улеглась в разноцветной красе. Разные живые струйки мелькнули вдали, и мало - помалу определилось движение неизвестного существа по воде, разделяющее всю ширь воды надвое - голубую в одну сторону и красную в другую. Вода была так спокойна, что существо, волнующее всю ширь, могло быть и очень маленьким: казалось, это просто даже и жук плыл какой - нибудь, задумавший под нажимом воды переселение в другой край. Скоро определилось ясно, что переселенец держал направление прямо на камень, и я разглядел в бинокль торчащий из воды хоботок землеройки: самое маленькое млекопитающее, величиной почти что в наперсток, задумало далекое путешествие и покинуло свой родной, залитый водой край. Когда землеройка приблизилась к одному из прутьев ивы возле самого носа моей лодки, она, очевидно, очень измученная путешествием, сейчас же пристроилась на боковую веточку от прута и начала тут, сидя у самой воды, отдыхать. Но вода кралась, и ей скоро пришлось перебраться немного повыше. В это время как раз Клеопатра хватила на посадку, и на воду шлепнулся селезень, разбрасывая вокруг себя на воде голубые и огнистые зыбульки. Заряд от моего выстрела, пролетая вблизи прутика с землеройкой, нажимом сжатого воздуха качнул его, окунул землеройку, и ей пришлось перебраться этажом выше. В это время теплый солнечный луч попал как раз на нее, и маленькие глаза, не больше крупинок самого мелкого бисера, вспыхнули огнем.

И мне казалось волшебной сказкой, что у такой безделушки, без хвостика и хоботка, не больше наперстка, тоже были глаза и в них отражалось то же самое великое солнце, как и у нас, многодумов, в наших больших человеческих глазах...

Солнце опускалось на горизонте на лоне воды, и от этого нижние лучи его постепенно поднимались. И землеройка, не желая расстаться с теплом луча, тоже выше и выше поднималась по прутику. Теперь глубоко под водой были те подвальные этажи леса, где обычно живут землеройки, а подземная жительница, взятая лучом солнца, поднималась все выше и выше куда - то, может быть, понимая по - своему, что и там, в верхних этажах леса, тоже есть норы и что на самом небе тоже можно устроиться, как на земле. Главное, трогательны мне были эти глазки - бисеринки, горящие там, наверху, в то время как внизу уже не видно было и зайцев и только по белым пятнам можно было понять, что они тут где - то были и продолжали тузить друг друга и драть свою зимнюю шерсть.

Слепой лось

Когда последний луч расстался с нами и горящие глазки землеройки исчезли во тьме, грянул выстрел и прямо вслед за этим послышался такой шум, будто огромная стая птиц поднялась или же большое животное бросилось в воду. В темноте больше было нечего ждать, и я, усадив на место Клеопатру, поплыл в Ожогу, где, по уговору, мы должны были ночевать все вместе. Ехал я и все думал: «Что же это за шум такой был после выстрела, и во что это стреляли в темноте?» Месяц взошел, точная половинка лимонного ломтика, и, что меня удивило особенно, тут, рядом с ломтиком, из тончайшего облачка густо-синего цвета сложилась вилка, и дальше чья - то рука этой вилкой брала ломтик лимона. Этого света от лимона было недостаточно для освещения залитых лесов, и все - и без того переменное в природе - благодаря половодью еще раз переменялось и становилось для меня точно таким же фантастическим, как в прочитанных в детстве американских романах. И до того это тогда прочно засело в голову, как Небывалое, что мысль о возможности встретиться с ним или самому даже из чего - нибудь создать Небывалое не покидала всю жизнь и теперь находила ответ. Везде вокруг было все небывалое: верхушки залитых кустов с протоками меж ними становились, как сильвасы, а если среди них встретится настоящее дерево, то оно кажется таким огромным, каких никогда нигде еще не было. Я бы, наверно до утра плутал в этих протоках, если бы охотники, достигнув Ожоги, не зажгли там сигнальный огонь.

Охотники, среди них Мазай и старый Мироныч, сидели уютно вокруг топлинки и все слушали с большим вниманием рассказ Пети.

- Во что ты стрелял? - спросил я.

И Петя повторил то, что сейчас всем рассказал. Когда стало сильно темнеть, он решил уезжать и только усадил Хромку, вдруг послышался необыкновенный шум за ближайшим кустом. Тогда он приналег на весла и в резиновой лодке бесшумно и быстро стал огибать мыс. Там же, за мысом, все слышался тот самый удаляющийся шум, и когда, наконец - то, Петя выдвинулся из - за мыса, то на воде были видны только следы, как две огненные реки на голубом. Сообразив по - охотничьи в одно мгновенье, что это лось удалялся, Петя пустился по боковой протоке ему навстречу и, чтобы завернуть зверя назад, выстрелил в воздух. Эхо несколько раз перекатилось. Лось, услышав со всех сторон выстрелы, остановился и замер на какое - то мгновенье. Как раз в это самое мгновенье выехал Петя на плес из протоки и лося увидал всего в каких - нибудь сорока шагах от себя. Было только одно мгновенье, вполне, конечно, достаточное, чтобы лося этого убить, но Петя не убить хотел, а только, как он сам говорил, поглядеть...

И он достиг своего: он увидел против себя в свете красной зари на воде сооружение, похожее на кран, посредством которого поднимают тяжести, - и это был лось огромных размеров. Через мгновенье лось услышал капли, падающие на воду с Петиного весла, и вдруг исчез, и остались только в глазах видение крана и две огненные реки на следах.

- Ты, - спросил я Петю, - сказал, что лось услышал тебя не раньше того, как начали падать капли с весла? Он тебя должен был видеть.

- Вот о том же я и говорю, что нет: он стоял, не видя меня, до тех пор, пока не упала в воду капля с весла.

Мазай на это сказал:

- Конечно, слепой. И все охотники:

- Видимо дело, слепой.

- Ты лося увидел, - спросил я, - кажется, когда месяц еще не всходил?

- Но все равно видно было все: он шел на зарю.

- И что же, глаза не отвечали заре?

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.