- Да так что давненько и не видели такого: после девятьсот пятого, считай, это первый раз...

- Радуйтесь!

Чабан вместо ответа приложил руку козырьком ко лбу, стоя лицом к радостному стягу, пламеневшему под солнцем за сухими далями, над башней, самой высокой в степи.

... А на гаркушином току в это время бушевала необычайная сходка. Сюда прибыли посланцы из других таборов, чтобы сообща выработать требования бастующих к главной конторе. Это был настоящий праздник сезонного люда, который вдруг почувствовал себя хозяином положения.

То, что сезонники наперекор панским подпевалам впервые открыто и свободно собрались на свою горячую степную сходку, что они не просто жалуются и ругаются с приказчиками возле бочек, а чёрным по белому на бумаге записали: «Свежей воды вволю, и никаких водяных пайков!» - уже одно это поднимало людей в собственных глазах и придавало их борьбе новую окраску. Воинственное, радостно - грозное настроение охватило всех. Ощущение собственной силы некоторых почти пьянило, а то, что посланцев от других таборов, обшарпанных, босых, с тыквочками - флягами на верёвочках, матрос величал «делегатами», только усиливало торжественность момента. Не забитой, безвольной массой, а людьми, которые сами могут решать свои дела, стояли они на току, внимательно слушая оратора.

Выступал Бронников.

- Наше собрание приближается к концу, - говорил матрос, стоя на высокой куче зерна, по колено в пшенице. - Вас, уважаемые делегаты, уже ждут люди на токах. Идите, передайте им, что мы не одиноки, что нас поддерживают рабочие асканийской водокачки, мастерских, кирпичного завода... Итак, если мы будем действовать организованно, дисциплинированно, без анархии, мы обязательно выиграем забастовку! Здесь сегодня звучали некоторые не в меру горячие голоса, что хорошо было бы, дескать, пустить по токам красного петуха. От имени стачечного комитета я хочу предостеречь от этого: слепой бунт может только повредить нашему сознательному делу.

- Верно! - крикнул из толпы Мокеич, который тоже был в числе делегатов. После Каховки борода у него ещё больше, отросла, лицо сделалось бронзовым. - Хлеб не виноват!

- Да, ни хлеб, ни паровики не виноваты. Незачем машины ломать: не от них беда идёт. Виноватые там! - протянул Бронников руку в направлении главного имения. - Они, кровопийцы, превратили эту степь в каторгу для тысяч и тысяч сезонников! Они не считают нас за людей, они хотят поить нас илом, который остаётся после скота. Но мы их проучим! Уж если они успели забыть о броненосце «Потёмкине», мы им напомним! Пусть знают, что сейчас не один он с моря - десятки таких броненосцев дымят уже и на суше, вокруг нашей Таврии. Могучие заводы Юга - вот наша опора, вот самые грозные наши броненосцы, товарищи! Стойкий, организованный заводский люд - вот на кого мы, степные пролетарии, будем равняться. Оттуда будем черпать зарядку, оттуда будем перенимать великую и суровую науку борьбы!

Страстные, проникнутые непоколебимой верой слова матроса глубоко западали в сердца сезонников. В восторге смотрела из толпы Вутанька на своего Леонида, счастливая и гордая за него. Он принадлежал сейчас всем Присутствующим - своим мужеством, своим умом и даже этими родными, раскрылёнными, как у чайки в полёте, бровями. Порой ей казалось, что в их отношениях не произошло никакого разлада, что ревновать его к кому - нибудь нелепо, что именно теперь они становятся ближе друг другу, чем когда бы то ни было...

Авторизованный перевод с украиского Льва Шапиро.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.