Таланты вокруг нас

Сейчас мне предстояло не только увидеть работы, но и встретиться с художницей Любовью Ивановной Кулябко. Ей 66 лет, и живописью она начала заниматься только 8 лет назад.

Красная площадь была вымыта дождем. Небо бликами отражалось в блестящих камнях, выложенных ритмичными рядами. Яркие купола Покровского собора удивляли иностранцев. Темно-красные стены древнего Кремля составляли с храмом единый ансамбль, представляя яркую и в то же время строгую красоту.

«А ведь мастеров храма Василия Блаженного тоже можно назвать самодеятельными художниками... — вдруг подумала я. — И проект храма обвинить в излишествах и чрезмерности. Где же та грань, что отличает подлинное произведение искусства?.. Но здесь есть гармония, — возразила я сама себе. — Это архитектура, и она строится* по четким инженерным расчетам, а красота выявляется соотношением пропорций, выраженных в форме. Чуть-чуть не так — и уже нарушаются пропорции, возникает диссонанс...»

Это чуть-чуть и есть та грань, которая определяет искусство или красоту.

Но художники — народ самолюбивый, каждый понимает красоту по-своему, и говорить об этом с ними сложно. Красота и природа едины, только различны их формы проявления. Как и природа, красота может быть буйной и мягкой, сдержанной и яркой, кому что нравится, на все вкусы, выбирай сам! Но и красота, и природа подчиняются внутренним законам, а художнику остается учиться, точнее, им следовать.

О человеке, с которым мне предстояло встретиться, я знала уже немало. Кулябко — хирург, пенсионерка, но продолжает работать врачом «Скорой помощи». Живописью начала заниматься, выйдя на пенсию, когда появилось свободное время: вырастила сына, он живет теперь отдельно, внуки только приезжают в гости. Она участник Московской городской выставки самодеятельных художников, посвященной 60-летию образования СССР, Всесоюзной выставки «Самодеятельные художники — Родине».

Конечно, взять в руки карандаш в первый раз. даже в 58 лет, само по себе еще немного, но писать картины и притом выставлять их на зрительский суд — это смело. Конечно же, хирурги должны обладать мужественным характером и смелостью.

Но вот и картины. Выставка была снабжена краткой аннотацией, в ней сообщались скромные сведения: Павел Леонов — из Чимкента, по специально- сти штукатур. Селиванов Иван ЕгороВИЧ — печник из Кемеровской области. живописью начал заниматься в преклонном возрасте. Коробейников Иван Иванович, капитан речного флота, организовал плавучую изостудию «Юность»: плавает с картинами по Иртышу (своего рода передвижная выставка). Его работы — это сплав в графике космической фантастики с четким рисунком. Так и кажется, что, оставаясь наедине с огромным куполом звездного неба, с уснувшими по берегам реки бескрайними сибирскими лесами, он видит свои картины, и они сами просятся на бумагу, темные по колориту, с причудливым рисунком. Картины-фантазии: «Тунгусский метеорит», «Зарождение смерча», «Триада»... Да, это интересная, грамотная, индивидуальная графика.

Но Селиванов! Но Леонов! Их картины — это чудо. Утверждаю, не боясь громких слов, потому что они не могут быть громче их живописи. Не увидеть их картин, чуть было не пропустить их! Прав был Борис Михайлович: не видя их, невозможно составить полное представление о факультете изобразительного искусства университета.

Павел Леонов — мастер, который может стать гордостью нашего искусства. Я чувствую: Леонов — это Пиросманишвили наших дней, это то же, что примитивист Руссо для французской живописи. Картины Леонова совершенны в своей манере.

Иван Селиванов — это самородок, автор с такой индивидуальностью, которого даже и сравнить не с кем. Разве что его автопортрет написан, несомненно, в традициях народной живописи. И с большой художественной силой.

Любовь Ивановна Кулябко ходила рядом и поясняла свои картины — светлые, радостные по колориту, написанные мазочками множества оттенков. Архитектурные пейзажи, горы, цветы и деревья.

— Вот «Кирка Бад Эльстер». написанная в ГДР прямо с натуры. Эти березы я рисовала очень давно, с ними пришла поступать в университет. Эта картина называется «Из старых веков»: ветвящийся корявый ствол рядом со старой часовней поразил меня. Это «Мамонтово», написанное зимой по памяти.

Работы сделаны в разное время и. несомненно, потому несколько различны по стилю, но всегда живописны (следует учитывать недолгую — 8 лет, но плодотворную — 200 работ — художественную практику). Есть и ошибки, ведется поиск, но многое, очень многое уже найдено. И главное — такой радостный колорит. Таким радостным видится мир! А ведь за плечами Кулябко работа хирурга в военные годы. И в наши дни работа на «Скорой помощи» — напряженный труд, связанный с несчастьями людей.

— Когда я начала заниматься живописью, — рассказывает Любовь Ивановна, — я словно родилась второй раз. Я испытываю настоящую радость у холста. Особенно после дежурств. Привыкнуть к горю не могу. Тяжело больные смотрят на нас, врачей, как на богов, и если сможешь им помочь — такая радость на сердце!

Эта радость и выражается в картинах.

— А что, — спрашиваю я, — если бы вы занялись живописью раньше, поменяли бы профессию врача на профессию живописца?

— Ни в коем случае. Единственное, о чем я жалею, что раньше не начала рисовать. Живопись не мешает, а помогает моей работе. Я рисую потому, что это мне нравится. И на работу прихожу полная сил, как после хорошего отдыха. Помните, говорил Павлов, что перемена работы и есть отдых.

Снова, теперь уже вдвоем, мы подходили к Красной площади. Купола храма Василия Блаженного улыбкой светлого, чуть причудливого творчества неизменно притягивали взгляд.

— А знаете, как я чувствовала себя на первой моей выставке, устроенной в Доме медицинских работников? — рассказывала Любовь Ивановна, шагая легкой походкой. — Я все время улыбалась. Я улыбалась, потому что не могла не улыбаться, просто не могла закрыть рот. Мне казалось, улыбка словно навсегда приросла к моему лицу.