Тайна "Цицерона"

«Мы получили предложение служащего английского посольства—камердинера британского посла в Анкаре — о предоставлении фотокопий с оригиналов секретных документов посольства. За передачу материалов в первый раз он потребовал 20 тысяч фунтов стерлингов в банкнотах, а за каждую последующую фотопленку — 15 тысяч фунтов.

_______

*Текст документов в данном случае и далее подлинный.

Прошу указаний о том, следует ли принять это предложение. В положительном случае требуемая сумма должна быть переслана специальным курьером к 30 октября. Упомянутый камердинер в течение ряда лет был на той же должности у советника посольства Енке. Других сведений о его прошлом не имеется.

Пален».

Вопреки ожиданиям Папена и Мойзиша ответ не заставил себя ждать:

«Лично — послу фон Папену. Совершенно секретно. Дело государственной важности.

С предложением английского камердинера следует согласиться, сохраняя чрезвычайную осторожность. Специальный курьер прибудет в Анкару тридцатого пополудни. Ожидаю немедленного донесения по получении документов.

Риббентроп».

В то время, как происходил обмен этими телеграммами между Берлином и Аннарой, Ильяс Базна сидел в ресторане отеля «Аннара-Палас» и пил, пил, чтобы как-то заглушить страх перед возможными последствиями сделанного шага. Он с трудом подавлял в себе желание тотчас бежать, скрыться. Ему мерещились агенты английской контрразведки, скрывающиеся под маской равнодушных посетителей ресторана. Но жажда наживы была сильнее. Он уже видел себя обладателем 20 тысяч фунтов стерлингов — суммы, которой он никогда не держал в руках. Быть может, всего через несколько дней он, Ильяс Базна, станет богачом. Тогда прощай, Анкара. Он поселится в Бруссе, одном из прелестных уголков «Турецкой Швейцарии», у подножия величественного Улудага. В пьяных грезах он видел себя владельцем отеля для богатых иностранных туристов и турецких дельцов.

29 октября 1943 года в Турции отмечался национальный праздник. На следующий день был намечен большой военный парад в присутствии президента и всего дипломатического корпуса.

Камердинер был особенно внимателен к своему патрону. Подавая парадный, расшитый золотом мундир, он в последний момент осторожно снял совершенно незримую пылинку.

Сэр Хью был в отличном расположении духа...

— Ты знаешь, сегодня на приеме я буду сидеть недалеко от посла Германии фон Папена. К сожалению, мы сможем только обменяться принятым по этикету легким кивком головы — ведь мы представители воюющих держав... А ведь в прежние годы, в то далекое время, когда я служил в Ленине, сын господина фон Папена был принят у меня в доме. Сегодня день рождения г-на фон Папена, а я не смогу поздравить его, как обычно,— закончил со скрытым сожалением посол.

В три часа дня, как и было условлено, Базна позвонил Мойзишу из уличного телефона. Он еле сдерживал дрожь в коленях.

— Алло, это я, Пьер.

Голос на другом конце провода отвечал с наигранной радостью:

— А, это вы, очень рад! У меня как раз возникла мысль предложить вам сегодня партию в бридж.

До вечера было еще много времени... Посол с семьей ужинал, делясь впечатлениями о дневном параде. В эти минуты камердинер, неслышно ступая в мягких туфлях по полу, проник в кабинет посла, открыл несгораемый шкаф изготовленным уже ключом и вынул папку с документами. Через несколько мгновений он был в своей комнате. Двумя короткими движениями он задвинул плотные шторы на окне. Быстро собрал штатив, закрепил фотоаппарат на кольце и, включив лампу, в течение четверти часа перефотографировал все содержимое папки. Еще пара минут, и он, заученным движением засунув папку под куртку, направился в обратный путь.

Но что это? Еще не дойдя до кабинета, он увидел, что дверь приоткрыта, и изнутри доносится голос посла. «Провал... Я погиб!» Стараясь как бы вдавиться в стену, шпион замер в темном углу коридора.