ПАРХОМЕНКО. Позволь, позволь... Не Кузьма ли?
КАЛЮЖНЫЙ. Он самый.
ПАРХОМЕНКО (очень волнуясь). Приехал... поди ж ты... Ну, давай поцелуемся... (Обнялись.) Широкий стал. Здоровый. Доктор?
КАЛЮЖНЫЙ. Так точно. По вашему совету, товарищ начальник.
ПАРХОМЕНКО. Вот и доктор теперь у меня есть, а то все были, а доктора не было. Ну, я рад, я очень рад. Доктор! И рецепт можешь прописать, да? И пульс там выслушать?..
КАЛЮЖНЫЙ Все могу. Ногу могу отрезать, руку могу отрезать.
ПАРХОМЕНКО. Я рад. Очень. Давай сядем. Поговорим, а?
КАЛЮЖНЫЙ. Что же у тебя с глазами, Григорий Иванович?
ПАРХОМЕНКО. Да ерунда у меня, брат, с глазами. Когда солнце есть, я хорошо вижу. А когда солнца нет, понимаешь, не вижу. При керосиновом освещении и совсем ничего не вижу.
КАЛЮЖНЫЙ. Причем тут керосиновое освещение? Солнцем полна комната, а ты керосиновое освещение. Лечишься?
ПАРХОМЕНКО. Раньше лечился, сейчас бросил. Только на эту тему зря говорить. Неинтересно. Школу - то ты мою видел?
КАЛЮЖНЫЙ. Вижу. Хорошая школа.
ПАРХОМЕНКО. Отличная школа! Просторная, светлая, теплая. Потолки какие, ты погляди! А это у нас кабинет научных пособий. Чучела узнаешь? Вот этого зайца мы с тобой вместе убили. И чучело сделали вместе. И сову вместе. Как она шипела, помнишь? А как тебя гадюка ужалила, помнишь? А как на рыбалку мы вместе ходили, картошку пекли, охотились?.. Сейчас мне уже не поохотиться. В партию тебя приняли?
КАЛЮЖНЫЙ. Приняли. Вот шел в райком, к Анне Ивановне, на учет становиться, да по дороге сюда. Что же у тебя все - таки с глазами, Григорий Иванович?
ПАРХОМЕНКО. Болею. Ездил по врачам. Между нами говоря, прямо заявляют: «Плохо ваше дело, уважаемый товарищ Пархоменко. Переходите на инвалидность, дадим вам пенсию, будете спокойно жить да поживать». Какая же, спрашивается, жизнь без работы? Я учить люблю. Сколько моих учеников в люди вышло! На Чукотке мои ученики есть, в Орле есть. В Сталинграде, даже в Москве... Я ведь гордый, Кузьма, я очень гордый. Я думаю, Данилов, мой ученик - на Чукотке путешественник и открыватель новых земель, и не без меня он Открыватель. Понял? Я думаю, я, брат, уверен: не без меня. Я ему про Колумба первый рассказал. Вот ты сидел, и он, и другие разные: ушастые, стриженые, мокроносые, - а я вам рассказывал про сына ткача из Генуи, про мальчика, который карты чертил...
Слышны длинный звон колокольчика, топот бегущих ног, веселые детские голоса, смех.
ПАРХОМЕНКО. Вот они побежали, мокроносые. Первый урок. Сейчас сядут за парты, засопят, тетрадки раскроют. «Дядя Гриша, корова через какое «е» пишется: через простое или оборотное?» Вон визжат. Да... О чем это я? О Христофора Колумбо. О Данилова. Ты только представь себе, как идут по огромному, неспокойному, неизвестному океану три маленькие, крошечные каравеллы. А? И какая сила убежденности вела Колумба, как верил он свое дело, как ничего не боялся!... Эти три каравеллы, гордые, маленькие, кренящиеся, а вокруг океан, без конца океан. А? И вот сидит, слушает меня Юрка Данилов. Уши красные, глаза, как плошки, он, брат, уж сам Колумб, и, кто знает, может быть, я, Григорий Пархоменко, тоже сейчас с ним на Чукотке, потому что ведь я заложил эту жажду в него, это стремление открывать, не успокаиваться, дальше идти. И я горжусь, очень горжусь! Каждый год, весною, едут отсюда мои дети, мальчики мои, девочки, едут в институты, техникумы, университеты. У меня все дальше учатся. Я им говорю: вам все дано - учитесь. Они у меня, знаешь, какие жадные? Все хотят знать...
Слышен хор юных голосов.
ПАРХОМЕНКО. Урок пения. Есть ребята - ох, поют хорошо! Мокроносые. А потом прочитаю в газете, что из моей школы певец тоже вышел. А? Горд я, Кузьма, ужасно горд. Вот слепну, а не могу расстаться. Фокусы разные себе изобрел. Глобус вот. Я ведь на ощупь. Сам придумал: булавки воткнул и по булавкам, по булавочным головкам, ориентируюсь. Где что. Проливы, материки, острова. Вот, например, Огненная Земля. А вот Чукотка, где Данилов мой орудует. А вот Ташкент - тут замнаркома есть, тоже из моей школы. А вот Москва. Тут в Кремле Воробьеву - летчику - орден дали. Калинин дал, Михаил Иванович. А Воробьев сразу из Кремля на телеграф и мне телеграмму. Вот телеграмма... (Ищет в бумажнике). Вот. На, читай!
КАЛЮЖНЫЙ (читает). «В самый счастливый день моей жизни...»
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.