Святосимыч, Наташа и счастье

Декан вскочил, каким-то неуловимо точным движением затянул галстук, надел пиджак и указал Наташе на стул:

– Садитесь, товарищ Лебедева, прошу вас. – Память у него была великолепная. Студентов всех пяти курсов он помнил по фамилиям. – Почему вы не в учхозе? Что-нибудь случилось?

– Ничего, – ответила Наташа. – Я уезжаю.

– Позвольте узнать, куда?

– Я еще не решила. Наверное, к тетке в деревню.

– Но ведь вы не закончили практику!

– Это неважно, Серафим Святозарович. Я решила уйти из академии.

Декан снял пенсне и устало посмотрел на Наташу. А она, сбиваясь и подыскивая слова, говорила о том, что не давало ей покоя: она не уверена, по той ли дороге идет, и должна немедленно это проверить. Она пыталась рассказать о своих спорах с подругами и видела, что декан ее не понимает. Она говорила, что деревня не может ждать, ей нужны агрономы сегодня, а время идет так медленно и до окончания еще целых три года...

– Простите, может быть, это вне моей компетенции... – начал декан. Он ее так и не понял.

Наташа сердито молчала, а потом сказала, что идет в общежитие собирать вещи, а за справкой придет позднее.

Придя в общежитие, она выбросила из чемодана все, кроме самого необходимого и учебников. Остальное горкой сложила на постели и сверху положила записку:

«Девочки! Уезжаю в деревню. Насовсем. Ждите писем. Вещи пришлете позднее».

Она присела на кровать на минутку перед дорогой и вышла из комнаты.

...Чем ближе подходил поезд к Горькому, тем дальше отодвигались воспоминания о подругах, спорах, о последнем разговоре с деканом, тем тревожнее становилось на сердце. Но дезертиром Наташа себя не считала: в конце концов от себя убежать нельзя...

«Девчатки, милые! Вот уже два месяца, как я «прописалась» в Холязине. Впечатлений много, пестрые, скажу только одно: я ни о чем не жалею...

Встретили меня хорошо, назначили заместителем главного агронома, хлопот по горло. Наш председатель к молодежи относится, как он говорит, «с перспективой», а Зина, агроном, видимо, из уважения к моему, хотя и незаконченному академическому образованию во всем со мной советуется...»

Наташа перечитала написанное, вздохнула и разорвала письмо. Лгать она не умела, а писать на самом-то деле было не о чем.

Это правда, что в Холязине встретили ее хорошо. Особенно тетка. Она много лет жила в этой деревне, всю жизнь работала в колхозе. На ее памяти сменился не один десяток председателей, и теперь она радовалась, что земля, измученная варварским отношением к ней, наконец-то дождалась своего хозяина.

Новый председатель был из тридцатитысячников, рабочий-сормович. Он многого не знал в сельском хозяйстве, но с такой горячей заинтересованностью хотел все понять и наладить, что колхозники в него поверили: «У этого дело пойдет...» И дело шло. Колхоз уверенно становился на ноги, выбивался в число лучших в районе.

Каждый день обрушивал на нового председателя лавину дел, и можно ли винить его в том, что за ними не разглядел он маленькую белокурую девчонку, приехавшую в деревню из Москвы! Он назначил ее помощником агронома, хотя знал, что агроному никакого помощника не нужно. Полеводческими бригадами руководили хорошо знающие землю и местные условия колхозники. Зина, агроном, недавно окончившая сельскохозяйственный институт, была грамотным, решительным в своих поступках специалистом.