Студент академии

Но это означало, что главная цель важной и дорогостоящей экспедиции остаётся невыполненной. Что скажут в Санкт-Петербурге? Побоявшись ответственности, Миллер и Гмелин признали за благо... отправить на Камчатку кого-нибудь вместо себя.

Выбор сразу же пал на Крашенинникова.

Пятого июля 1737 года Степан Крашенинников отправился в путь. Он был нагружён бесчисленными поручениями и инструкциями, но не испугался обилия их. Он рвался вперёд, навстречу неизвестности. С дороги Крашенинников посылал чрезвычайно обстоятельные описания пути. Особенно интересно «Описание пути от города Якуцка до Охоцкого острогу».

Из Охотска на Камчатку он отправился на судне «Фортуна». И хотя слово «фортуна» означает счастье, на суровом и неприютном Охотском море ему не повезло. Злой шторм выбросил корабль на берег и разбил его у Болышерецкого острога. Всё небольшое хозяйство Крашенинникова было смыто водой в море.

Впервые совершавший плавание, измученный морской болезнью, добрался он до устья реки Большой в одной рубашке. Но всё это мало смутило будущего исследователя Камчатки. Он тотчас же с головой погрузился в изучение старинных дел Большерецкой приказной избы, приказал казакам выловить для него по две рыбы каждой породы, обучил местных людей производству метеорологических наблюдений. Он начал дело, которое продолжал затем до последнего дня своей недолгой жизни.

В течение последующего времени Крашенинников объездил почти весь полуостров Камчатку и вместе с адъюнктом Стеллером, приехавшим в 1740 году, составил описание всей фауны Камчатки и островов, простирающихся между Азией и Америкой.

Настал срок возвращения в Сибирь, в ставший милым Якутск. Перед самым отъездом, во время одной из поездок по Камчатке, Крашенинников простудился и перенёс тяжёлую лёгочную болезнь.

Но, наконец, пришёл час, счастливейший в жизни Степана и истосковавшейся Степанидушки. Они повенчались в Якутске, в соборной церкви. На следующий день в доме воеводы состоялся «брачный банкет», а ещё днём позже молодая чета уже мчалась на перекладных в Иркутск. Сидя в возке рядом с молодой женой, Степан Крашенинников подсчитал, что за все годы пребывания в Сибири и на Камчатке он проехал 25 773 версты.

Из Иркутска Крашенинниковы направились в Питер. Степан прекрасно понимал свой долг - создать первый обстоятельный научный труд о Камчатке. Это становилось целью жизни. Этому было теперь подчинено всё.

Санкт - Петербург. Васильевский остров. Российская академия, где непременным секретарём был в то время Шумахер (Академия не имела в те годы президента). Но энергично действует Михаила Ломоносов, только что вернувшийся из - за границы. До конца жизни своей Ломоносов старался вдохнуть русский дух в деятельность Академии, и в лице Крашенинникова он находил вернейшего единомышленника.

Нам хочется представить себе Крашенинникова тех лет. Одетый в европейский камзол, в припудренном парике с буклями, до конца своей короткой жизни сохранил Степан Петрович какую - то смуглость лица, на котором странствия и лёгочная болезнь оставили уже след. Умный, энергичный взор, крупный нос и широкий, мясистый подбородок. Лицо, глядящее на нас с единственного сохранившегося портрета, говорит о волевом, упрямом начале в этом человеке.

Пребывание Крашенинникова в Академии было связано с большими и сложными обязанностями. Помимо своей научной работы академики должны были устраивать фейерверки, писать приветственные оды, указывать, как надо устраивать вдовьи вспомогательные кассы, от них требовали даже составления гороскопов...

В 1750 году адъюнкт Крашенинников производится в профессоры ботаники и одновременно назначается ректором академической гимназии и инспектором студентов. Степан Петрович очень серьёзно отнёсся к своим новым обязанностям. Он понимал, что воспитание новых учёных из числа русских молодых людей - задача очень важная. И отдавал этому делу много сил и внимания.

По новому уставу Академии наук от 1747 года. Университет и гимназия признаны были существенными частями Академии. «Россия, - говорилось в указе по этому поводу, - не может тем довольствоваться, чтобы только иметь людей учёных, которые уже плоды науками своими приносят. Но, чтобы всегда на их места заблаговременно направлять в науках молодых людей, а особливо, что за первый случай учреждение академическое не может быть сочинено инако, как из иностранных по большей части людей, а впредь должно оно состоять из природных российских, того ради к Академии другая её часть присоединяется - университет. Чтобы число студентов могло всегда наполняться, то учредить гимназию, при которой двадцать человек молодых людей содержать на коште академическом, и годных производить в студенты, а негодных отдавать в Академию художеств».

Днём Крашенинников читал лекции по ботанике, экзаменовал вместе с Ломоносовым студентов, трудился над составлением подробного описания Камчатки. Вечера он также проводил среди своих питомцев. Учениками гимназии были сыновья плотников адмиралтейства и канатных мастеров, сыновья солдат, т.е. те же самые простые русские люди, к каким принадлежал он сам и которых петровское царствование впервые приобщило к знанию. Крашенинников всячески помогал им.

Борьба с немецким засильем в Академии, которая отняла столько сил и энергии у Ломоносова, много стоила и Крашенинникову.

Работа Степана Крашенинникова имела огромный, почти невиданный для того времени успех не только в России, но и заграницей. «Описание земли Камчатки» было тотчас же переведено на английский, немецкий и голландский языки. Но немцы - академики из русской Академии наук встретили книгу Крашенинникова в штыки.

Появились рецензии, полные инсинуаций. Немцы утверждали, что «Крашенинников был учеником Стеллера и в сочинении своём о Камчатке воспользовался тем, что было собрано об этой стране его наставником», хотя Крашенинников прибыл на Камчатку в 1736 году, а Стеллер выехал туда из Енисейска на три года позже.

Шум долго не унимался. Русские учёные, с лёгкой руки Михаилы Ломоносова, набирались смелости. Так, во время одной из академических перепалок Гергарду - Фредерику Миллеру прямо было указано и поставлено в вину, что он не поехал на Камчатку, послал вместо себя Крашенинникова, «а сам претворя болезнь, остался в Сибири, пользуясь напрасно девять лет немалым иждивением сея императорского величества, и оттуда ничего иного не привёз, кроме собраний из сибирских архивов, по большей части копий с грамот». Шумахер весьма подозрительно смотрел на появление русских в Академии. Передавались его слова: «Я - де великую прошибку в политике своей сделал, что допустил Ломоносова в профессоры». А другой академический немец, Тауберг, вопрошал, вздыхая: «Разве нам десять Ломоносовых надобно? И один нам в тягость...»

Плохое здоровье и постоянная бедность отравляли Крашенинникову существование. В 1746 году он жалуется Академии на свою крайнюю нужду, на «необходимость с домашними прожити», просит помощи. Такие жалобы повторяются неоднократно.