Рассказ

Впервые я увидел её на остановке «Сквер». Я высунул голову из окна трамвая, а она в это время поднялась со скамьи и упругим, лёгким шагом быстро пошла к вагону. На ней был серый шерстяной костюм, простой и красивый.

Когда трамвай двинулся, я обернулся и увидал её на скамье, рядом с собою. У неё были серые глаза и золотистая кожа лица. А на коленях, в тонких переплетениях оранжевой сетки, лежали яблоки. И до сих пор, как только я улавливаю запах антоновки, в воображении ярко вспыхивает эта встреча, будто уголок моей памяти озаряется солнечным светом.

Соседство в пути даёт право на разговор. С любезной улыбкой я повернулся к девушке... И не сказал ни слова, встретив предостерегающий, строгий взгляд.

До завода «Сталь», где я собирал материал для диссертации о коррозии металлов, ехать надо было сорок минут. Сорок свободных минут! Я отдавал их чтению. Я посмотрел в окно на быстро двигающиеся деревья и вывески, затем раскрыл тоненькую книжку Ирвинга «Рип Ван Винкель». С первой страницы смотрел карлик с белой бородой, одетый в старинное голландское платье.

Я прочитал страничку и, прежде чем перевернуть листок, стал рассматривать рисунок. И, не поднимая глаз, почувствовал, - может быть, по едва уловимому наклону головы соседки, - что глаза её опущены тоже в мою книгу. Я подождал. Она слегка подняла голову, и я понял, что она дочитала последнюю строчку. Тогда я перевернул листок и с внезапно охватившей меня радостью заметил, как она опять наклонила голову.

Страницу за страницей мы читали чудесную сказку о добряке и неудачнике Рипе, который глотнул волшебного напитка из кубка таинственного карлика и забылся на много лет.

Я ни разу не взглянул на свою спутницу. Всякий раз, улавливая её лёгкое отклонение головы, я переворачивал страницу. Только в самом конце книги я осторожно поднял глаза. Я не знаю, как она это заметила: её опущенные ресницы затрепетали, и, чуть смутясь, она перевела глаза к окну, в котором уже мелькали маленькие домики окраины...

Когда над домиками поднялись высокие корпуса госпиталя, она встала и направилась к выходу. Она не обернулась и вышла, оставив во мне грустное чувство обиды. И только на самый короткий миг наши глаза встретились, когда трамвай, обгоняя и озаряя её солнечными бликами, помчался дальше. В этот день я работал с упоением...

Я увидел её снова на следующий день, в тот же час, на той же остановке. В трамвае было только одно свободное место, рядом с розовощёким лысеющим гражданином. Она села, и он тотчас принялся ей что - то рассказывать, смеясь и блестя золотым зубом. И мне почему - то было приятно, что она не слушает и рассеянно смотрит в окно. Уходя, она не взглянула на меня, и до самого завода я всё спрашивал себя, заметила ли она меня в трамвае.

Но прошло два дня, и она опять села рядом со мной, и на коленях у неё опять лежали яблоки. Садясь, она взглянула на меня, и в этом взгляде по прежнему были строгость и неприступность. Безотчётная радость, вспыхнувшая при виде неё, померкла. Я вяло достал из портфеля рассказ Уэллса. Цветная обложка изображала некое существо, столь же похожее на человека, как и на лягушку. В книжке было 32 страницы - как раз столько, чтобы прочесть её до остановки «Новая больница». И мы прочли её вместе, ни разу не взглянув друг на друга.

Стояла солнечная осень. В хрустальном воздухе уже плавали паутинки. А по утрам прозрачной дымкой золотился туман и блестели мокрые от росы крыши. Но иногда трамвай отходил без неё, и тогда утро тускнело... Впрочем, это было редко. Чаще она садилась рядом со мной, на место, которое я сохранял для неё всякими хитростями, и до «Новой больницы» мы читали. Каждый вечер я заходил в клуб. Библиотекарь клал передо мной толстый том металлографии и улыбаясь, опрашивал:

- А из беллетристики что - нибудь занимательное, не больше 30 страниц с картинками?..

Мне казалось, что библиотекарь о чём - то догадывается, и я с досадой чувствовал, что краснею.

Я до сих пор не знаю, почему я просил книжки с картинками, да ещё цветными. Может быть, я втайне рассчитывал привлечь её взор к книжке яркостью картинок?.. Но ведь она совсем взрослая. И притом у неё такие строгие глаза.

Но однажды библиотекарь был чем - то озабочен и дал мне книжку толстую и без картинок. Это была повесть, повесть о первой любви. Я с тревогой подумал, будет ли она читать эту книгу. Ведь до «Новой больницы» такую повесть не прочесть...

Когда на следующий день, раскрывая книгу, я мельком взглянул вправо, в серых глазах моей молчаливой спутницы я уловил нерешимость. Я прочёл первую страницу один. И... ничего не понял. Тогда я стал читать второй раз, и опять у меня ничего не осталось в голове. Не знаю, что отразилось в моих глазах, когда я их поднял на девушку, но, опуская их опять, я с чувством облегчения увидел, как склонилась к книге и её голова. И завтрашнего дня я ждал, как дня условленной встречи, дня свиданья.

А на другой день она вошла бледная, с тревожным блеском в глазах. Склонила губы к маленькому букету, бережно обёрнутому в бумагу, и так, чуждая всему, кроме этих осенних грустных роз, ехала до своей остановки.

Девять дней с лица её не сходили замкнутость и тревога, и девять дней я не осмеливался раскрыть книгу. Я возненавидел себя за то, что не заговорил с нею раньше. Может быть, я бы знал теперь, кто она и куда ездит каждое утро в один час со мною.

А на десятый день она села рядом со мной, и лицо её было, как у больного после кризиса. Полный участия, я быстро повернулся к ней. Но едва мои губы шевельнулись, чтобы произнести первое обращенное к ней слово, как их сковал её строгий взгляд...

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.