– Поздно гулять собрались, Егор Афанасьич.

– А что мне? Человек я молодой, вольный.

Он увидел, как напряглись ее брови.

– Да вы, никак, с вещмешком? В поход будто собрались!..

– Переезжаю, – усмехнулся Трубников. – У брата тесно стало...

– Вон что!.. – произнесла она протяжно и вдруг решительно, по-хозяйски: – Заходите в избу, Егор Афанасьич!

Трубников, не колеблясь, будто с самого начала знал, куда ведет его путь, поднялся на крыльцо и мимо женщины, ощутив тепло ее согретого вязаным платком тела, прошел в дом.

Ее звали Надежда Петровна, она была из Тургенева. Сюда приехала с мужем-садоводом, – коньковцы задумали сады насадить. Молодые эти сады погибли в первую военную зиму. Тогда же погиб и муж в ополчении. При немцах она с сыном Борькой скрывалась в лесах, была поварихой в. партизанском отряде Почивалина, Борькиного крестного. Этот дом отстроили ей партизаны на месте спаленного немцами.

Рассказывая, женщина легко и сильно двигалась по горнице. Вот она внесла кипящий самовар, далеко отстранив его на вытянутых руках от своей большой, высокой груди, туго натянувшей ситцевую ткань кофточки. Черная шелковая юбка металась вокруг крепких голых ног в мягких чувяках. Смуглое и румяное ее лицо было усеяно маленькими темными родинками, одна – над глазом, другая – на верхней губе, еще одна – в углу рта и одна – на мочке уха. Она заварила сушеной малины в чайнике с отбитой ручкой, мелко-мелко наколола сероватый сахар, потом принесла из кухни сковородку с жареной американской консервированной колбасой, не спросясь, порезала ее на кусочки и подвинула Трубникову.

Достатка в доме, видать, куда меньше, чем у Семена: лишь под стаканом Трубникова было блюдечко, единственную чайную ложку вдова прислонила к сахарнице, вилка вставлена в самодельный черенок, самовар помят, облупился; в горнице пусто – стол, табурет, две лавки, постель на козлах, но такая на всем лежала чистота, опрятность, так свеж и чист воздух, горьковато припахивающий сушеными травами, что Трубникову казалось, будто из свинарника он попал в хоромы.

Стол до бледноты выскоблен ножом, дешевые граненые стаканы сверкают, как хрустальные, на окнах занавески, полы крыты исхоженными, но чистыми веревочными половиками, на стенах цветные фотографии, вырезанные из журналов, вперемежку с рисунками каких-то зданий – верно, Борькина работа –и много-много букетов травы-слезки; они стоят в пустых бутылках на подоконнике, приколоты булавками к стенам и придают уют, обжитость пустоватому жилью. Дом поделен фанерными перегородками на три части: кухню, горницу и закуток, где спит Борька. Вход в закуток задернут ситцевой занавеской. Видно, что ведет этот дом бедный твердая, надежная рука уважающего себя человека, который любому разору умеет противопоставить свой внутренний порядок.

– Хорошо у вас, чисто, – сказал Трубников.

– Было когда-то хорошо, – отозвалась Надежда Петровна. – Все разграбили. Ну, а чисто, без этого нельзя. Вот только с мылом беда: дорогое и не мылится, ровно песок.

Она подвинула Трубникову стакан горячего чаю и, словно ненароком, налила ему в блюдце.

– Буду на днях в райкоме, ящик мыла привезу, – сказал Трубников.

– Ох ты!.. – засмеялась Надежда Петровна.

Из закутка послышался тихий, томительный стон, перешедший в бормотание. Трубников взглянул на женщину.

– Борька!.. – сказала она спокойно. – Во сне.

– Воюет?..

– Нет, смирный. Ему бы все картинки рисовать.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• …
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.