– Не надо, девочки, – Люська засунула руки в карманы, посмотрела на всех, и соседкам ее почудилось, что она стала старше эдак лет на десять, – не надо без толку нервы трепать. Мне Алешка говорил и, видно, прав был: мол, брось ты, дуреха, комиссарские эти замашки.

Люська села на кровать, поджала под себя ноги.

– Черт с ними. Не в своей группе – в чужой доучусь. Жалко, конечно. Ну да переживем. Скоро мы с Алешкой поженимся, уедем отсюда, все забудется. Ложитесь-ка, девчонки, спать: утро вечера мудренее.

Утром на первый же урок Анатолий Федорович пришел в группу.

– Гликина, ты почему здесь? Забыла, что ли? Тут девчонки опять зашумели.

– Я что сказал, Гликина? Ну-ка, собирай манатки. А вы, – он обернулся к группе, – если не успокоитесь, всех раскидаю вот так же. Вовсе группу расформирую, так и знайте.

Он взял Люську за рукав и вывел из кабинета.

– Так-то, милушка. Не верила? Ну, теперь хлебай лиха. Нечего было Жанну Д'Арк из себя корчить.

До экзамена оставалось два месяца... На выпускном вечере Анатолий Федорович произнес напутственную речь. Он желал своим питомицам быть всегда принципиальными, справедливыми, беззаветно любить дело, которому они будут служить, и людей, которые доверят им свои жизни. Очень хорошая была речь.

Историю эту я не придумала – о ней рассказала в письме та, которую я назвала Люськой. Теперь она уже не Люська, а Людмила Ивановна: вышла замуж за того самого Алексея, что учил ее уму-разуму. Уехала с ним и живет далеко от того города, где училась. Уже два года работает фельдшером, довольна. Как видим, все в ее жизни изменилось: и обстоятельства времени и обстоятельства места. Ну, а образ действий? Он-то остался прежним? Или тоже подвергся изменениям?

Думаю, нет, не подвергся. Потому что Людмила Ивановна до сих пор задается вопросом: «Была ли я права тогда или наивничала по молодости лет?» Спрашивая так, она сама же в конце письма развеивает свою тревогу: «Если бы тогда промолчала, я бы не чувствовала себя гражданином».

Согласитесь, что человек, который вкладывает в слово «гражданин» такое содержание, имеет полное право называть себя гражданином. Солдат оказался отнюдь не бумажный, а очень даже стойкий.

Тогда, спросит читатель, из-за чего, собственно, шум, где горит? А дело в том, что нам надо всеми средствами бороться с такими горе-воспитателями, которые, провозглашая гражданские добродетели венцом всех педагогических усилий, в действительности отвращают воспитанников от стремления (кстати, присущего юности) говорить «на безупречном языке поступка».

Если мы хотим, чтобы гражданская зрелость наступала в свое время и не превращалась в пустой звук, прежде всего мы должны научить детей, подростков, юношей поднимать голос в защиту тех, кого они любят и уважают.

Но если мы позволим себе раз-другой отвратить юного человека от исполнения этой святой обязанности, если одернем, строго указав: не твое, мол, дело, носом еще не вышел взрослых рассуживать, то не надо удивляться, когда, сам став взрослым, этот человек будет презренным «проходимцем мимо», адептом философии невмешательства. Мы сделали его таким – с нас и спрос.

Школу гражданского поведения молодые люди проходят, что называется, с младых ногтей, постигая его правила и в пионерскую свою пору и еще более того в комсомоле. Вот почему и для самой бывшей Люськи, хоть и оказалась она молодцом, и для меня, читавшей ее письмо, непонятно и странно то, что в той конфликтной истории среди завзятых молчунов оказалась и секретарь комитета комсомола училища. Ей-то уж по мандату долга было положено выступить в защиту справедливости.

Люське, в общем, повезло: весь предшествующий опыт ее коротенькой жизни восстал против пошлого опыта, про который поэт сказал, что это «ум глупцов». Восстал и победил. Однако можем ли, имеем ли мы право полагаться на случай, на везение? Разве не лучше было бы и для Люськи и для всех нас, если бы вокруг нее оказались люди, много людей, с которыми она по праву разделила бы радость победы?

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.