- Да так что это еще не все, - усмехнулся батрак Околот, но губы его задрожали от сдержанного гнева, - мы к тебе через пару деньков еще заглянем. Забредем в гости. Полов еще хватит.
- А в церкви христовой молиться ты мне еще не запретишь, красавец?
- Кто запретит? - взвизгнула за спиной хозяйского сынка какая - то баба с рябым нехорошим лицом. - Кто? Все пойдем в церковь. Не запретит. Все! Все! Пойдем! Не запретит!
- Молись, жаба, - с отвращением повернулся Околот, - своих десятин не отмолишь. Не отдадим. На - ко, выкуси.
- Ну что ж, - побагровел сынок, но сохранил спокойствие, - погуляем еще по просторам. Ведь погулять - то по вольным просторам не запретишь, чернобровый.
- Нет, зачем же, - усмехнулся опять батрак Околот, но вдруг разобрался, на что намекает сынок и о какой гульбе на вольных просторах говорит этот собеседник, опорный кадр отгулявших да отсверкавших Тютюников. Побледнев, он крикнул во весь голос, на всю улицу, со злой радостью:
- Погуляем! И еще раз:
- Эх же, и погуляем же! Вспоминать надо об этих классовых «гульбах» потому, что еще свежа рана воспоминаний о том, как добивалась украинская беднота права на свой сев, как ломались гайдамацкие шашки о большевистские шашки и какой кровавой ценой заплатила батрацкая Украина за свою возможность социалистического сева. Они уже сходились лицом к лицу, эти обе молодые гвардии, - не было еще тогда «Нового пути», - и смертельными осами вились пули в густой листве прекрасных тополей. Были бои под Безродным, были веселые, незабываемые дни комсомольского натиска на воинство из Гаврюшек Коропенко. Вот любопытная листовка, которую разбрасывали кавалеристы атамана Тютюника под Безродным весной 1919 года, когда он хотел обеспечить Ивану Григорьевичу успешное проведение его сева:
1. Мы воюем за то, за что и когда - то воевали: за право украинского народа наводить порядок на своей земле.
2. Идет весна, готовьтесь к севу. Будем выпроваживать непрошенных гостей. Винтовки должны быть прочищены и смазаны.
3. В час восстания ни один враг не должен уйти с Украины. Все оружие, отобранное у врагов, должно быть в руках украинцев.
4. Все державы мира признали независимую Украину, только коммунисты против нас.
5. Засевайте землю. Хлеб соберет тот, кто его посеет.
Атаман Юрко Тютюник».
Кто же не видит, что сев - это вовсе не агрономическая операция. Сев - это самая сгущенная политика, это сконденсированная классовая ненависть. Сев - это битва двух сил, эта битва лишь недавно была шрапнельной и пулеметной. Кровавые зарева пылали над богатыми жирными землями, право засева которых оспаривали друг у друга пулеметными лентами отец Околота и отец Коропенко.
- Погуляем еще на просторе!
- Погуляем!
Комсомол, батрацкий комсомол, если тебя вызовут на вольные просторы, ты не только не откажешься, - ты ввяжешься в эту «гульбу» с той стремительностью, которая опрокидывает и сметает. А пока - звонок смех девчат за тыном, весела молодость весной, когда цветет не только степная зеленая поросль, но цветет ярким пышным цветом - человеческая зеленая поросль. Ведь весь наш век - это неслыханная эпоха огромного сева, и сеет рука эпохи самым добротным жирным зерном, промытым и протравленным.
Гудит в «Новом пути» веялка, идет очистка последних мешков зерна. Грохот машинного барабана, топот горячих коней. Откуда этот топот коней? Кто это несется вихрем на взмыленных конях? Ах, да, мы же его узнаем. Это Околот понесся тревожно в степь. Он ругался отчаянным ругом в колхозной мастерской и истратил много крутых словесных оборотов, пока достал гайки. На поле испортилась запасная часть трактора. Живей, горячей, друг Околот! Торопи коней, - жизнь требует.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Из блокнота ударника