Представители двух поколений шахтеров спят голова к голове на койках рабочего общежития. Черняев, сегодняшний машинист Огаревской шахты, пятнадцать лет назад полз по сырому штреку захудалой шахты щекинского предпринимателя Богатырева, отрабатывая свой двенадцатичасовой день. Его молодые соседи, Брук и Федосин, в 1931 г. были мобилизованы на Огаревскую шахту, пущенную в советские годы, механизированную в первую пятилетку, - на шахту с шестичасовым днем, новым каменным рабочим поселком, парком и библиотекой.

Но огромные возможности культурной работы среди горняков шахты не используются из - за обломовских настроений актива. Неопределенные мечтания о сверкающей Москве у Федосина, неумение культурно организовать свой день у Брука, слепой чиновничий подход к молодежи у пропагандиста, - все это различные проявления все той же обломовщины, бьющей и по производственной программе.

Легла земля широкими неровными складками, как смятая и брошенная, темная от трудового пота рубаха шахтера. В степи разбросаны маленькие деревянные сооружения. То ли тощая колоколенка, то ли ветряк - такая постройка могла еще лет семь назад изумить хлебороба - гуляка, коренного обитателя этих уест. Но сегодня одинокие вышки копров среда пустынного волнистого поля родней ему, чем классический силуэт журавля над деревенским колодцем. Ведь это кайло и книга, промтоварная карточка и будущее. Это - шахта.

Вблизи шахта не напоминает ничего игрушечного.

Длинные худые ноги эстокады вязнут в груде выброшенной породы.

Шахта обыденна и угловата.

Куски угля лежат на полотне узкоколейки.

Между отчетливо синим небом и черной горой отвала, наклонившись, шагают две девушки, толкая вперед вагонетку с породой. На краю горы вагонетка кренится, куски колчедана и «синики» скачут вниз - так вырастает отвал, эта густая, черная, каменная щетина, по которой можно судить о возмужалости шахты. Отвал Огаревской шахты № 5 невысок - шахта молода и молоды белые двухэтажные домики, бегущие к, ней из голого поля.

Четыре раза поспешно ударяет буфер и сразу - разматывающийся грохот подъемной машины, и стальные тросы, дрожа, уходят в деревянные расщелины.

Четыре удара. В шахту пошли люди.

И тишина не успевает вздохнуть: снова резко, напоминающе стучит буфер. Два удара - груз.

В каменной пристройке у надшахтного здания сидит в высоком лоснящемся кресле машинист Черняев и переводит железные рукоятки, бросая и поднимая в восьмидесятиметровой щели живую и мертвую поклажу. Нагретая рукоятка не успевает остыть. Поводя на своем деревянном троне этим царственным посохом, машинист поднимает на - гора шестьсот восемьдесят тонн угля в сутки. Максимальная пропускная способность ствола - 700 тонн. Если не пустят в ближайшие дни элеватор, ствол захлебнется от нарастающего потока угля.

Пятнадцать лет назад, в тревожное лето семнадцатого года, Черняев гонял по кругу лошадей, тянувших «клеть» на «шахте» Федора Иваныча Богатырева. Это был предприимчивый щекинский лавочник, оценивший по заслугам подмосковный курной уголек. Богатырев сверлил в земле «дудки», опускал по осклизлой лесенке двенадцать забойщиков, ставил на рельсы тяжелые неуклюжие деревянные ящики, и предприятие работало. Один кузнец, три десятника, взятка начальнику станции, землянка для рабочих, - фирма Богатырев и сын могла процветать и развиваться! Натягивая связки мускулов под рыжей шерстью, здоровенная ломовая лошадь тянула пуды угля к станции Житово. Эти пуды Богатырева подбрасывала империалистическая Россия в топки военных заводов. Черняев гонял лошадей по кругу, а в шахте вместе с деревенскими мальчиками ползали в кривых мокрых штреках военнопленные австрийцы. Таким путем вопрос о себестоимости пуда угля разрешался положительно и никогда не тревожил щекинского лавочника.

Но он тревожил сегодня Черняева и всех людей шахты.

Страна не простит залитого водой бункера элеватора и частых аварий с механизмами.

Четыре удара - в шахту пошли люди.

На этот раз машинист Черняев опускает на дно ствола своих товарищей по общежитию - Борьку Брука, секретаря комсомола и главного электрика на шахте, и Шурку Федосина - лесогона. Борька мрачен и неподвижен. Только что звонили из шахты: заело в моторе механизированной лавы, скрепер не может работать. Клеть стремительно падает в дождливое журчание рудничного двора. Вылезая, Шурка мельком видит встревоженное, в пятнах лицо Брука.

- Вечером в клуб приходи обязательно, - говорит Брук и, сгибая спину, уходит к южному участку, к лаве. Он вдруг оборачивается и, догоняя Шурку, добавляет: - Может, придется мотор вытаскивать... так вы конференцию без меня проводите.

Шурка добирается до воздушки, старательно прикрывая дощатые двери в штреках. Ввинтив захваченную с собой электролампочку на Дне вентиляционного ствола, он наклоняется к подземному искусственному озерку. Защищенный брезентом, молодой лесогон начинает работу.

Сюда с поверхности уже заброшены бревна. Они пролетели сквозь восьмидесятиметровую глубину, со страшной силой разбивая черную воду, которая спасала их от участи быть разнесенными в щепы. Шурка теперь выволакивает эти бревна - шахтерскую крепь - из воды. Работы не так уж много, он успеет вылезть до конца смены, сходить в барак, переодеться и встретить Полинку. «Сходить что ли на конференцию?» - примеряется Шурка и с тоской вспоминает длинные скамьи клубя и стол, накрытый куском кумача.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.