Обойдя парк, Шурка Федосин наконец отыскал Полинку. Она стояла с девчатами у входа, щипала худыми темными пальцами головку подсолнуха. Шурка хотел подкрасться и напугать ее, а потом увести, но в это время к девчатам подошел деревенский гармонист Ян. Черная птица - гармошка трепетала в его руках.
Полинка швырнула прочь мякоть подсолнуха, стала рядом с Яном, и они медленно пошли дорогой. Уже давно порозовело и потухло небо. Под землей, под твердой сухой почвой, по которой они шли, кончала работы третья смена, и Брук прилаживал мотор к лебедке.
... Заразительный ты, Колька, Заразил ты девок сколька! - выкрикивала Полинка сипловатым озорным голосом, и гармошка послушно подхватывала тупой, дикий, нищий частушечный припев. Вся молодежь шла из парка за Полинкой и Яном. Охотно и весело шли они за поселок - и там, поездив гармониста на лавочку, долго толкались в вальсах, слушали похабные частушки Полинки, и Шурка не сводил глаз со своей очаровательницы.
Федосин не откликается. Серая ежастая голова лежит между двух розовых подушек. Рядом с койкой свалена одежда.
Машинист Черняев, уже одетый, с узелком в руке, тихо, но упорно тормошит лесогона.
- Вставай... тебе говорят - вставай! Черняев минутку дожидается и в сотый раз рассматривает «Взятие Зимнего дворца» и портрет Давида в пышном белом парике. Ежастая голова шевелится.
- Платформа с лесом стоит... вставай, - спокойно говорит машинист.
Федосин приподымает горячее слепое лицо.
Чудовищная ругань вырывается из его груди. Он снова прячет нос в розовую мякоть подушки.
- ... Тебе говорят - вставай! Черняев терпелив и опытен.
В комнату вваливается богатырская грузная фигура Брука. Он медленно бредет к своей койке, раскорячив ноги. Черняев выжидающе смотрит на монтера. В его взгляде - и любовь к этому свойскому пылкому парню, и догадка, и сожаление.
- Что ты, как на качке?
- Чирий вскочил... в баню не соберусь, - удрученно отвечает Брук.
- Мотор поставил?
- Семь часов лава стояла... Мотор - то я поставил. За это судить будут - факт. А кто виноват?.. - И, подражая кому - то, он добавляет: - Мне теперь только напиться остается.
- А ты брось, брось, парень, - озлобясь, говорит Черняев, - Культурные ребята, героические ребята, а малахольными ходите. Портреты и картины покупаете, - ткнул он в сторону Давида, - а в баню не соберетесь. Я, брат, когда работал у Богатырева - и рад бы в баню, да некуда. Вылезешь на - гора - одни зубы блестят. Видишь, какая у него карточка, у сукиного сына, загулял вчера, а теперь не добудишься.
Но Шурка уже сидел на койке, почесывая голую волосатую ногу.
- Спит, как кулак, на двух подушках, - улыбнулся Брук.
- Теперь кулаки на голых досках спят, - заметил Черняев.
- Правильно, дядя, - проговорил Федосин, натягивая штаны. - Я на «Серпе» первым ударником был, а здесь думаешь на черную попаду? Ошибаешься, дядя.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Обсуждаем письмо о «молодых старичках»