День между тем клонился к вечеру. Ветер совершенно утих, но мороз заметно крепчал. Пушистый иней от дыхания оседал на поднятом воротнике Сони. Она торопилась.
Подъём у второго километра был особенно крут. Взобравшись на него, она остановилась, чтобы немного передохнуть, и расстегнула пальто. Ей было очень жарко, хотелось пить. В термосе оставалось немного какао. Она уже взялась за крышку термоса, - Лёша никогда не пил после 40 километров, - но мысль, что, может быть, в этот раз её друг изменит своему правилу, остановила её. Но не остыло ли какао? Она отвинтила крышку термоса и, запрокидывая его, бережно коснулась губами тёплой ароматной густой жидкости. Соня почувствовала непреодолимое желание глотнуть хоть капельку этой чудесной влаги, ведь за целый день пребывания на морозе она ничего не ела, кроме половинки мандарина. Но она поборола это искушение.
Впереди был подъём ещё круче того, который она только что преодолела. Чтобы сократить расстояние. Соня не стала взбираться на гору, а пошла левее, по отлогой лощинке, которая, по её расчётам, должка была скоро привести к лыжне. Ей казалось, что она шла уже слишком долго, а лыжни всё не было.
И вдруг Соня уловила еле различимое:
- Хруп - хруп... хруп - хруп... - как будто бы дятел стучал по коре.
То была поступь лыжника. Она взбежала на холм. На гору, припадая к снегу, бежал лыжник.
- Лёшенька! Давай, давай! Пить? Пить будешь? - закричала Соня, протягивая на бегу стакан.
Блеснув стиснутыми зубами, он отрицательно покачал головой и, бросив взгляд назад, быстро помчался дальше.
- Хак! Хак! - шумно выдыхал Белов, работая палками, как будто колол дрова.
Прогнав Лосева вторично мимо питательного пункта, не дав ему напиться, он обошёл его на сорок шестом километре. Долго тот не хотел сдаваться! Трижды они обходили друг друга, и теперь Лосев отброшен был не меньше, чем на полторы минуты, и никакие силы его уже не спасут. Разве не видел он, как измотавшийся Лосев на предпоследнем спуске, у которого стояла Соня, зарылся головой в снег? И когда он был на вершине, тот всё ещё не мог подняться. Хак! Хак! Ещё толчок, сильней! Последний! Финиш!
... Появление Белова встретил приветственный гул толпы. Кузьмич, обнимая лыжника, набросил на его разгорячённые плечи пальто.
- Ну и молодчага ты! Не стой, не стой, походи немного.
Тяжело дышавший Белов сделал несколько шагов и остановился, грузно опершись на палки. Обернувшись, он смотрел назад, на разбитый извилистый след, по которому пришёл, и, улыбаясь, слушал, как колотится в ушах кровь, отсчитывая бег отыгранных у конкурента секунд: одна, две, три, четыре...
Из сумерек, ожесточённо вонзая палки в снег, бежал человек.
- Двадцать первый - звонко крикнул судья.
Соня нашла мужа в раздевалке. Он уже оделся, связал лыжи и ждал её, чтобы идти на станцию. По её лицу он догадался, что ей уже сообщили о его проигрыше.
«Нет! Это непостижимо, - думал Белов, - откуда человек, дошедший, казалось, до предела изнурения, мог найти у себя силы на такой бурный финиш!»
- Нам нужно поторапливаться, - сказал он, взглянув на часы, - до поезда восемнадцать минут.
- Сейчас, сейчас, - заторопилась Соня, принимая из гардероба рюкзак; она подошла к скамейке, на которой сидел муж, и сняла термос, чтобы надеть его поверх пальто.
- Подержи.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.