«Комсомольцы, в поход за культуру села!». Этот боевой призыв черкасской молодежи минувшим летом услышала вся страна. Черкассцы решили своими силами построить в селах Дома культуры и клубы, школы и детские сады, максимально активизировать сельскую культурную жизнь.
Почин черкасских комсомольцев нашел тысячи и тысячи последователей во всех концах страны. Все чаще и чаще звучит в наших селах призывный молодежный клич:
холодноватый сумрак дюртюлинского Дома культуры заходили все новые люди. Шел спор о культуре человека: кого можно называть культурным, что такое хороший вкус, можно ли научиться понимать симфоническую музыку. Большеглазая девушка, юный модельер из Челябинска, говорила о моде: мода — это прежде всего простота. Может быть, она была не совсем точна. Но стайку девушек в первом ряду явно стесняло искусственное великолепие их внешности. Говорили о Чайковском и литературе.
В общем, было не очень «жарко». Многие просто сидели и слушали. Их было, пожалуй, большинство. Казалось, они скучали. Но если выйти вперед и глянуть в зал, увидишь глаза молчащих. Очень внимательные глаза, очень небезразличные глаза...
В тряском «газике» мы с Муслимой Хиразевой, комсомольским секретарем Илишевского производственного управления, объезжали колхозы. Вокруг неслись неброские пейзажи северо-западной Башкирии — поля, разорванные красными оврагами, стада на пологих холмах, строгие каркасы буровых.
Муслима рассказывала. Объединили два района. Теперь центр в Дюртюлях, там, где был диспут. Дюртюлинская молодежь не спешила проявлять активность. Первые три вечера были фактически сорваны: придут и встанут по стеночкам, ждут, когда будут развлекать. Не сразу поняли: эти «мероприятия» не для галочки в отчете, а для них. Муслима ездила по всему району — искала пластинки с хорошей музыкой. Не нашла, заказала знакомому в Уфе: «Будь другом, выручи, а то нашелся один, говорит — старика Бетховена в архив...»
Муслима всегда волнуется, горячий человек (однажды плохо собирались на пленум— даже всплакнула). Территория огромная, хозяйство большое, сто километров сюда, пятьдесят туда. Однажды намоталась по колхозам, продрогла насквозь, устала, а у двери ждет Фанус Гарипов, заместитель: «Двух комсомольцев — на пятнадцать суток!» Целую ночь не спала, на другой день созвала всех секретарей колхозов: «До каких пор будем терпеть такой позор? Как людям в глаза смотреть, если у пьяниц комсомольский значок?» С того дня повели жестокую войну с пьянством. Муслима качает головой: очень сложное это дело — работать с людьми. Дом трудно построить, ферму еще труднее, но труднее всего найти дорогу к человеческому сердцу. «Вот вы говорили: многие молчали в Дюртюлях на диспуте. А вы знаете, чего стоило, чтобы заговорили те немногие?..»
Да, построить клуб или стадион — это далеко не все. Выросла в центре Уфы красавица гостиница «Агадель», а обслуживающий персонал груб и невнимателен. В новеньком, современном городке девушки жаловались: придут на комбинат в брюках, а им кричат вслед: «Стиляги!»
Тогда на диспуте один тракторист сказал: «Культура — это труд. Если хорошая доярка на человека и прикрикнет, никакой тут обиды нет: она целый день с коровами, тонкому обхождению не научена». Другой ему возразил: «Э, нет, человек тем и хорош, что он всегда человек. Когда в коммунизм придешь, никто спрашивать не станет, конюх ты или писатель. Спросят: людей уважать умеешь? Добро у тебя к людям есть?» Потом встала тоненькая девушка и, смущаясь, сказала: «Больше всего люблю в людях искренность. Чтобы только правду говорили, одну правду...»
Я долго перебирала формуляры в дюртюлинской поселковой библиотеке: скажи мне, что ты читаешь, и я скажу, кто ты. Вкусы, конечно, разные — есть неразборчивые и откровенно тусклые. Зато вот формуляр десятиклассницы — Пушкин, Багрицкий, Блок, Есенин. Может, и сама втихомолку стихи пишет. Паренек разбросанный, ищущий: Голсуорси, Шейнин, Грэхэм Грин, Толстой, Сартаков, Заболоцкий. Или попадется вдруг целый список специальной литературы по музыке. Молодые ищут, хотят знать, стремятся учиться.
Однажды кто-то из дюртюлинцев предложил: «Давайте организуем кружок любителей оперной музыки». И тут взмыли голоса даже самых робких: «Танцы, и те не могут нам как следует устроить, молодежное кафе обещали — не сделали!» Сидит целый зал взволнованных юных людей. На подлокотниках — руки, загорелые, сильные: если каждый поднимет ладонь, по залу пробежит ветерок. А слова какие-то слабые: «Нам обещали, нам не сделали...»
Как-то вечером мы сидели на берегу Белой. Холодный, мокрый ветер пронизывал насквозь. Девчата придерживали платочки и жаловались на жизнь. Скучно: кино да танцы, платье негде сшить, книгу нужную не достанешь. И мечтали о жизни яркой и радостной, где ничего не утеряно ни в себе, ни вокруг. Я сказала тогда: «А что же вы сами?» Девчонки тревожно переглянулись: «Да что мы можем, одни?»
Ну зачем же одни?
В деревне Шареево, Кармаскалинского района, испокон веков не было клуба. В разных отчетах в графе культурных расходов неизменно появлялся прочерк. Культурные люди в Министерстве культуры вежливо удивлялись: как там люди живут? А люди жили так: утром чуть свет на работу, с работы домой. Дома можно сыграть в домино с соседями, перекинуться новостями у калитки, порыться в огороде, потом спать. «На клуб денег нет, — отбивался от молодежи председатель колхоза.— Вы понимаете слово «нет»? Не испытывайте мое терпение!»
Но первым терпение лопнуло не у председателя.
Это было лет пять назад. Однажды утром жители Шареева увидели, что посреди села появилась яма, а рядом куча старых кирпичей. Вечером секрет открылся: после работы парни со всего села двинулись к яме с лопатами и ломами. Через несколько дней был готов фундамент. И тогда к «ему пришли шесть девушек. Они замешивали глину с соломой и делали из нее кирпичи — глинолит. На фундаменте стали подниматься стены.
— Эй, Зиля, Салиха! Что делаете? — интересовались прохожие.
— Скоро на новоселье пригласим — увидите!— откликались перепачканные глиной девушки.
И настал вечер, когда колхозники потянулись не к соседям и не в огород, а в новенькое здание клуба. В нем смотрели кино и слушали музыку. Старики цокали языками от изумления. А девчата и парни будто остервенели — сажали молоденькие деревья, начисто вымели улицы, где-то раздобыли красной материи, пели, как на сабантуе.
Отец Зили Губайдуллиной, подсказавший девушкам рецепт глинолита, как-то остановил председателя.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.