- Кровавое воскресенье. Кто - то добавил:

- И он у нас кровавый, царь. Женщина вздохнула и, словно сама себе, сказала:

- Какой он царь! Был, да весь вышел. Пес. Таких дел натворил.

Отъезд Степана неожиданно задержался. Человека, обещавшего раздобыть для него фальшивый паспорт, арестовали. Надо было искать какой - нибудь другой выход. В комнате Тони жить было нельзя: хозяйка квартиры тотчас же после похорон сложила все ее небогатое имущество в подвал н сдала комнату новым жильцам. Степан жил у Никитиных. Как - то вечером сразу постаревшая на добрый десяток лет Дарья Михайловна сказала Степану:

- Дворник меня сегодня про тебя расспрашивал: долго ли, говорит, у вас племянник прогостит. Отсылайте его скорее восвояси: строго стало, околоточный надзиратель велел о всех приезжих докладывать. Пусть племяш убирается подобру - поздорову.

Степан понял: каждый ЛИШНИЙ день, прожитый в столице, грозит опасностью. Через неделю после кровавого воскресенья царь издал указ об учреждении должности петербургского генерал - губернатора, которому фактически передавалась вся власть в столице. Один из пунктов прямо гласил, что генерал - губернатор имеет право высылать из столицы нежелательные элементы. Генерал - губернатором был назначен Трепов. Народная молва называла его вместе с князем Владимиром главными виновниками расстрела мирной демонстрации рабочих. Полицейские власти, мстя за свой испуг, вовсю усердствовали перед новым диктатором. Все тюрьмы были переполнены арестованными рабочими и студентами. Людей хватали на улицах по одному слову дворников и городовых. С наступлением темноты на улицах в помощь полиции появились казачьи патрули. Безмолвно, без музыки и барабана проходила по Невскому гвардейская пехота.

Вслед за царским указом об учреждении должности генерал - губернатора обратился с воззванием к народу синод. Это воззвание принес Степану Михаил:

- Прочитай - Довольно любопытно. Долгогривые в политику пустились.

- «Труженики земли русской, - читал Степан. - Берегитесь ваших ложных советчиков. Они суть насильники и наемники злого врага... Святейший синод, скорбя о пагубных последствиях в современной ЖИЗНИ русского народа, умоляет всех чад православной церкви: бога бойтесь! Царя чтите! Всякой власти, от бога поставленной, повинуйтесь!»

Возвращая Михаилу воззвание, Степан равнодушно заметил:

- Ерунда! На меня теперь это не действует. Бога нет, стало быть, нет и власти, поставленной от него...

- Верно, Степа. Только не все так думают. Обо всем, что происходило в городе, Степан узнавал от Наташи и от иногда забегавшего Михаила. Матвей Никанорович после гибели сына замкнулся. Он приходил домой поздно, не спеша обедал и садился с трубкой около окна. Потом он шел к Дарье Михайловне на кухню. Они не говорили о сыне, а только о самом обыкновенном - о том, что пора отдать в починку кожаные сапоги, хорошо бы справить Наташе к весне новое пальто. Но однажды Степан, войдя в кухню, увидел такую картину, что у него сразу перехватило дыхание от жалости к старикам. Матвей Никанорович молча стоял около печки, а Дарья Михайловна, опустив голову на руки, вздрагивала от беззвучных рыданий. На столе лежала готовальня Ивана. Иван когда - то случайно выиграл ее в лотерею на благотворительном вечере в обществе попечения о больных и раненых воинах...

В четверг, 20 января, еще одно событие взволновало Петербург. Среди бела дня, в три часа пополудни, рухнул в Фонтанку цепной Египетский мост. Старые, ржавые цепи не выдержали тяжести въехавшего на мост эскадрона конной гвардии. Кроме этого, по мосту, как обычно, шли пешеходы, ехали ломовые извозчики.

Трепов в беседе с репортером «Биржевых ведомостей» вскользь упомянул, что будет очень рад, если печать по - настоящему займется провалом моста. Редакторы поняли совет диктатора. Начавшие выходить после десятидневного перерыва газеты накинулись на эту сенсационную новость, словно коршуны на падаль. Слава богу, нашлась интересная тема. Было чем заполнить газетные листы и не вспоминать о недавних кровавых событиях.

«Петербургская газета», проявив необычайную смелость, захлебываясь от восторга, сообщила о недостойном поведении цензуры. На второй день после провала моста артистка Вяльцева пропела на концерте в народном доме свой любимый романс «Мой костер в тумане светит». Как только она пропела фразу «Ночью нас никто не встретит, мы простимся на мосту», чей - то бас крикнул из зала:

- На каком?

Из другого конца зала немедленно под хохот я аплодисменты публики донесся ответ:

- На Египетском!

Узнав об этом, цензор запретил Вяльцевой исполнять романс.

Газета истерично взвизгивала: «Где же свобода? Мы не позволим попирать святое искусство!»

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.