«Я приехал в США спустя три месяца после той катастрофы, когда разбились лучшие фигуристы Америки. Пегги пришла ко мне в марте 1965 года. До этого она прошла все пять этапов американских соревнований, и, надо сказать, без особых побед. Поэтому ржавчина успеха ее почти не коснулась. Отсюда покладистость Пегги, мягкость. Она столь податливый материал, что из него можно лепить любое чудо. И при этом она сама безумно талантлива. Мы вообще работаем без балетмейстера. И все, чего достигли, — от природной одаренности Пегги. У нее есть еще одно удивительное качество — она никогда, или почти никогда, не думает о победе, она просто выступает как можно лучше. К счастью, этого было достаточно здесь, в Гренобле».
Выступления Флеминг и нашего золотого дуэта были блистательными вспышками в многочасовом спектакле фигуристов.
Нервы... Они не выдерживали у самых ярних и опытных звезд.
Они стоили золотой награды одному из лучших фигуристов мира, Эммериху Данцеру. Он не выдержал постоянной погони своего соотечественника Вольфганга Шварца — этой всенощной и вселенной тени за своей спиной. Он нервничал так, что уже после исполнения первой фигуры Карло Фасси задумчиво произнес:
— Данцер может проиграть... Он слишком самоуверен и слишком хочет победить. Как фигурист, он обязан знать, что все должно быть в меру.
Увы, слова итальянца оказались пророческими.
Думаю, что Данцер в ту минуту, когда он понял, насколько серьезно сорвался на обязательной программе, пожалел, что решение федерации еще не претворено в жизнь. Речь идет о принятом в Гренобле решении со следующего года соотносить обязательную и произвольную программу, как 50 и 50. Это первое из решений, которое принято за последние годы, чтобы как-то нейтрализовать субъективизм в одном из самых неточных спортивных судейств.
Подобное решение вызвало к жизни волну новых предложении, одно из которых, кстати, не так уж лишено основания: почему бы не включить в программу зимних олимпийских игр танцы на льду? Пожалуй, неизвестно, как бы обернулись дела с решением и этой проблемы, если бы не одна шутка канадского тренера Дуга Пекинпафа. Он сказал:
«Олимпийские руководители считают, что если ввести в программу зимних олимпийских игр танцы на льду, то в программу летних игр придется вводить бальные танцы». Решение отложили до лучших времен. А когда они наступят, сказать трудно.
«Как можно следовать логике в этом мире, — шутят французы, — когда все говорят, что солнце садится, а на самом деле поднимается линия горизонта».
Во всяком случае, когда прозвучал финальный свисток в матче ЧССР — СССР, многим из советских журналистов, сидевшим в зале, показалось, что линия горизонта поднялась настольно высоко, что уже никогда вновь не выглянет солнце.
Вы, несомненно, видели этот, как и все другие, матчи на экранах своих телевизоров. И помните, что двадцать восемь минут зал ждал, когда на коньки наших ребят будут надеты защитные накладки. Я думаю, эти двадцать восемь минут и решили судьбу матча.
А дело обстояло так. На всех коньках задники лезвий прикрыты резиновыми накладками в целях безопасности. У пятерых наших игроков накладок не было. Наши судьи, Сеглин и Снетков, предупредили тренеров, чтобы они надели их, ибо в таком матче возможно все.
Случается, что и самые мудрые мужи, а, несомненно, такими и являются Аркадий Иванович Чернышев и Анатолий Владимирович Тарасов, допускают оплошность. То ли им показалось, что это мелочь, то ли не предполагали такого демарша от чехословацких друзей. Однако не успел еще выкатиться на лед первый игрок, как напитан команды ЧССР заявил протест.
Я уверен, что этот протест был справедлив, так же как убежден, что этот протест был столь же и неспортивен.
Наши тренеры начали доказывать, что команда все матчи играла без накладок. На что организаторы ответили признанием своей ошибки и обещанием впредь начиная с этого матча строго следить за накладками. Делать было нечего. Надо было ставить резинки. Но где их взять? Легкая — легкая ли? — паника возникла в команде. Спросили у судьи, можно ли заклеить задники пластырем. Шведский судья не возражал, но со свойственным скандинавам спокойствием заметил, что если пластырь слетит, он отправит игрока на штрафную скамью... Опять начали искать накладки. Выручили норвежцы, тренировавшиеся на малом катке. Матч начался с опозданием и... в зале, который уже был настроен против нашей команды. Получасовая заминка «пережгла» ребят. Игра не пошла с самого начала. Выход из строя Вениамина Александрова, повредившего плечо, лишь усугубил разлад. А чехословацкие спортсмены не относятся к тому типу хоккеистов, которые дважды заставляют себя приглашать в образовавшуюся брешь.
И судьба нашей хоккейной славы перешла в руки шведов. От результата их матча с командой ЧССР зависело, будет ли наш матч с канадцами золотым.
Но вернемся несколько назад, к матчу Швеция — США. Первый период его был столь же безрезультатным, сколь и бесцветным. Затем последовало шесть голов, шесть штрафов и перелом ноги у американца Крега Фолкмана. Кстати, Фолкман был признан самым несчастливым участником игр: в день, когда он сломал ногу, из США специально прилетела жена, чтобы поболеть за него. Самой же примечательной чертой матча был вывод, сделанный американцами. Имея опыт игры с обеими командами, они заявили, что шведы выиграют у команды Чехословакии, поскольку лучше стоят на коньках.
Это была надежда, от которой сводило дух. И было как-то трудно понять Францию, которую мало волновали хоккейные страсти. У Франции был свой кумир по имени Жан-Клод Килли. Ему поклонялись вся французская пресса, радио и телевидение. На хоккее Франция только вежливо присутствовала полупустым залом. А когда Килли заходил в Ледяной дворец, где шел матч, все зрители вставали со своих мест и, забыв об игре, бурно приветствовали своего кумира.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.
Отрывки из дневников Анатолия Попова, сына Александра Серафимовича