Так было всегда, за исключением последнего дня соревнований, за исключением матча, который, как сказали французские журналисты, был «песней, которую нельзя спеть дважды».
Да, в эти два часа хоккейного турнира Франция открыла для себя хоккей. Как играли наши ребята, видел каждый.
И важен даже был не результат — пять сухих победных шайб. А сама игра. На льду действовала точнейшая машина, каждый узел которой выверен с точностью часового механизма. И в то же время это был художественный ансамбль, создававший подлинное произведение искусства.
После игры Канада — ЧССР, закончившейся со счетом 3 : 2 (1 :0, 2 : О, 0 : 2), наши журналисты передали Джеку Маклеоду, тренеру канадской сборной, слова своего чехословацкого коллеги: «Как жаль, что этот матч не состоял только из одного, третьего, периода». Подумав, Маклеод возразил: «Мне кажется, вполне можно было бы остановить игру и после второго».
Это называется — разные точки зрения. Они были не только в оценке хоккейных матчей. Когда закончились тренировочные прыжки на Большом трамплине и в бюллетенях прессы замелькали цифры сверхдальних прыжков наших ребят, мне тоже вдруг нестерпимо захотелось сделать их зачетными. И на этом поставить точку. Последний день Олимпиады был скорее праздником, чем днем соревнований. Прыжки с Большого трамплина в Сен-Низье были лишь фрагментом большого и красивого зрелища. И, надо сказать, самым приятным для нас фрагментом.
Я стоял на трибуне рядом с пожилым, седоватым финном, одним из руководителей Национального олимпийского комитета Финляндии. Уверенность, с которой он произнес: «Ваши сегодня будут хорошо прыгать», — меня насторожила. А объяснение — еще больше. Он сказал:
— Ваши — молодые. Они еще никогда не падали. Они не знают страха. А все — и Канкконен и Виркола — лежали в больнице. Они теперь слишком опытны и слишком осторожны.
Вспомнив о результатах тренировочных прыжков, я готов был поверить словам мудрого финна, но ведь молодость и бесстрашие в прыжках еще далеко не все...
Очень долго и томительно тянулись минуты до начала состязаний. Было холодно, как на носу у снежной бабы. Мы с тревогой посматривали на флаги и заклинали, чтобы не было ветра: в ветер далеко не полетишь. А это значит, из рук наших прыгунов уплывет важнейший козырь — дальность.
Но погода смилостивилась. Обычно она не знала устали а поисках тактических схем, как одержать победу над организаторами. Она хлестала метелями. Била шквальными ветрами на высоте. Кутала долины в туман. Предательским солнцем топило лыжню. Пришлось перенести скоростной спуск. Изменения в программе состязаний на санках стали запрещенной шуткой. Наконец, во время соревнований на малом трамплине погода создала отвратительные условия. Это признали все, в том числе и Иржи Рашка, олимпийский чемпион. Только один прыжок на 79 метров совершил Рашка, и он принес ему победу. Ни один другой прыжок не смог быть оценен выше. Прыгуны практически не могли набрать скорости и слишком медленно выходили на стол отрыва. Дорожка разбега была посыпана солью, чтобы не обледенела. А сырость оказалась еще хуже.
Так, порой от горсти соли на соревнованиях и пуда соли на тренировке зависит большая спортивная награда. Нет, право, современный спорт слишком несовершенен. Несовершенен в своих даже самых совершенных вещах.
Холодом и какой-то жестокостью веяло от расчетливой и умной машины. Черный квадрат электронного табло на фоне древних, замшелых елей выглядел почти инопланетным сооружением. Казалось, он хранит в себе тысячу и один секрет, узнать которые пришли сюда 70 тысяч человек и 700 тысяч включили свои телевизоры. Когда он ожил, этот квадрат, и по его полю побежали огни цифр, строгих, как судейские мантии, он показался мне еще более бездушным ящиком.
От каждого нового прыгуна ящик-молох требовал: дальше, дальше, дальше... И люди прыгали. По мере того, как прыгали они и в клубящихся тучах снега тормозили далеко внизу, с табло исчезала очередная фамилия. Исчезала, чтобы уже никогда не появиться в огне цифр, чтобы навсегда выпасть из памяти болельщиков.
Пятьдесят восемь смельчаков. И только шестерым суждено остаться гореть огненными буквами славы...
Такова уж воля жребия. Самые опытные идут в середине и в конце стартового листа. Они как бы дают молодым и неопытным хотя бы мгновение покрасоваться на табло. А потом просто прыгают. И табло выносит свой безапелляционный приговор.
Вот норвежец Томтум летит на 98,5 метра. Анатолий Жегланов оттесняет его назад — 99 метров. Прыжок японца Фуджисавы заставляет охнуть зрителей. И потому, что он 101 метр длиной. И настолько красив, что специалисты не упомнят ничего подобного за многие последние годы. Японец летит, почти касаясь грудью лыж. Он, кажется, и на гору приземления опускается лежа. И невольно хочется закрыть глаза в ожидании неминуемой катастрофы. Но в последнее мгновение японец собирается и мягко выскальзывает вниз. А для табло не существует переживаний зрителей. Оно ставит японца впереди. И только. Человек под номером 55 летит дальше всех и красивее всех. Не спеша пишет табло. Сверху баллы. Потом номер 55. Белоусов. СССР. 101,5 метра. Так Владимир Белоусов возглавил список. Фуджисава со свойственной японцам решительностью идет на второй прыжок, как на игру ва-банк. Он вылетает со стола отрыва, и, веришь, нет силы, которая заставила бы его приземлиться раньше им же самим намеченной точки. Но он слишком долго «забирает» высоту. А жадность в спорте, как и в доброй сказке, наказывается. Фуджисава теряет равновесие. Только невероятным усилием заставляет себя приземлиться на лыжи. Но слишком близко. И катится вниз, схватившись за голову. И что-то кричит.
Поберегся, глядя на предметный урок японца, Анатолий Жегланов. И соскользнул с последней строки табло. Уверенно прыгает Рашка. Уверенно, не больше. Однако этого уже достаточно, чтобы обеспечить себе серебряную медаль. А может быть, золотую? Ответить на этот вопрос сможет только Белоусов. Он вкладывает во второй прыжок все свое мужество, все свое умение и такой небольшой опыт. И главный вклад — желание победить. Он вновь летит на полметра дальше Рашки. И, еще не успев толком приземлиться, поднимает руки в приветствии. Не глядя назад, он знает, что победил.
Табло равнодушно отодвигает Рашку вниз, на второе место, и ставит Владимира первым. И пусть это сделано по-электронному: холодно и бесстрастно, 70 тысяч людей, восхищенных мужеством советского прыгуна, с лихвой восполняют недостаток тех эмоций, которых нет у мудрой машины.
Цветные дымы дневного фейерверка оплывают торжественным салютом советскому прыгуну и прощальным салютом Белой Олимпиаде. И если еще когда-нибудь на будущих играх советскому спортсмену суждено поставить последнюю точку, пусть она будет золотой. Это так приятно.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Отрывки из дневников Анатолия Попова, сына Александра Серафимовича