Домой Вере возвращаться не хотелось. В ушах еще звучал хрипловатый, хватающий за душу голос певицы, в такт магнитофонной мелодии ложились шаги, повторяя тягучий, немного нескладный ритм блюза, а плечо еще ощущало тяжесть и теплоту сильной руки. Поднявшись на седьмой этаж пешком — лифт уже не работал, — Вера осторожно, чтобы не щелкнул замок, открыла дверь. С туфлями в руках она стала красться в свою комнату, но внезапно но глазам стеганул яркий электрический свет.
— Где ты шлялась? — громко спросил возникший из темноты отец. Он был в рубашке, значит, не ложился. Из родительской комнаты донесся всхлип матери.
Все это выглядело таким унылым контрастом по сравнению с приподнятой атмосферой вечеринка, что Вера тоскливо вздохнула.
— Сидела у подружки.
— Интересно, у какой? — Голос отца перешел в тонкий свистящий фальцет. — Я звонил Райке, Кате и Наташе. Что ты соврешь на этот раз? — На виске у него билась и дрожала маленькая жилка.
И праздничного настроения как не бывало: радужный мир, что она несла в себе, треснул, как тонкий стакан под струей крутого кипятка. Вера с вызовом шлепнула об пол туфлями.
— Если так, — ответила она, — там, где меня сейчас нет.
— Дрянь! — загремел отец. — Я тебе покажу! Дрянь, наглая дрянь, соплячка! — Он схватил ее за плечо и втолкнул в комнату, где лежала мать.
У Веры накипали на глазах слезы, но она старалась сдерживаться.
— Послушай, как она разговаривает с отцом! Это все твое воспитание, твое! Потакаешь ей во всем, а потом валерьянку глотаешь! У всех дети как дети, — ходят в школу, кончают десятилетку, в институт поступают, а эта... Что тебе не хватает? Ну, что? — кричал отец. — Квартира неудобная? Голодная ходишь? Отец — алкоголик?..
На следующий день она пришла еще позже: во втором часу ночи. Снова был крик отца, слезы матери, но теперь она чувствовала себя гораздо увереннее. Когда начались все эти нелады, Вера уже не помнила, но сейчас она воспринимала родителей, как воспринимала бы соседей по коммунальной квартире. Правда, соседей, которым многим обязана. Мать больше всего заботилась о том, чтобы все у нее было не хуже, чем у других, отец считал главной своей обязанностью вовремя обеспечить семью материально. И Вера довольно часто ловила себя на мысли, что с родителями ей просто не о чем разговаривать...
Однажды она явилась домой в новом и довольно дорогом импортном плаще.
— Где ты это взяла? — резко спросил отец.
В эту минуту он показался Вере очень старым и сгорбленным. Ей даже стало жаль его...
— Ну вот что, — сказал отец утром. Под глазами у него набрякли сизые мешки: видно, ночь он так и не спал. — Если мы не в состояния тебя воспитывать, если мы родители-уроды, как ты выражаешься, это сделают другие...
И в то же утро он впервые переступил порог детской комнаты милиции. Шаг этот для Виталия Александровича был мучителен и постыден. Только полнейшая растерянность, отчаяние и панический страх за судьбу дочери заставили его, взрослого, немало повидавшего человека, обратиться за помощью в это учреждение. «А что делать? — оправдываясь, спросил Новиков жену. — Может быть, они знают?» Жена молча плакала.
Получив из милиции повестку («Новиковой Вере Витальевне явиться к девяти утра в кабинет №...»), Вера испугалась. Не столько даже возможных неприятностей, сколько того, что ее, семнадцатилетнюю девчонку, там уже знают.
Без четверти девять Вера стояла перед старой, обитой потрепанным дерматином дверью указанного в повестке кабинета. Она поправила все время выбивающийся из-за уха локон, вытерла платком губы, чтобы не было видно следов помады, и, ощущая неприятный, скользкий холодок, буквально втолкнула себя в комнату. За столом сидела маленькая худенькая женщина с короткой стрижкой. Она внимательно смотрела на Веру глубоко посаженными, невыразительного цвета глазами.
— Новикова? Садитесь, я старший лейтенант Круминь, инспектор детской комнаты милиции.
Круминь оказалась не такой, какой Вера ее себе представляла: ни жесткой пристальности во взгляде, ни металлических ноток в голосе. Все как-то неопределенно, бесцветно. Но Веру внезапно сковал безотчетный страх. Она лихорадочно соображала, как бы ей отсюда уйти. От волнения Вера почти не слышала собственного голоса:
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.
С военным комиссаром города Москвы генерал-майором Алексеем Ивановичем Морозовым беседует специальный корреспондент «Смены» Владислав Янелис