Синий диван

— Ох, Игнат Варлаамович! В шестом классе он был у меня лидером двоечников. Я, наверное, на одни дополнительные занятия с ним извела полжизни. Не жаль, если бы парень в люди выбился, хотя бы переводчиком работал где-нибудь, а то в магазине, помогает кому делать нечего, — с сердцем сказала Маргоша.

— Деточка наивная! — воскликнул театрально Варлаамыч Рябикин. — Он вам теперь за каждую свою двойку мстит унижением. Кланяйтесь, кланяйтесь ему в ножки! Не вспомните ли, Маргарита Константиновна, осенний день с мокрым дождем? Помните, когда вы мне занесли в дневник вызов родителей? Так вот, дома меня тогда секли по вашей милости, до сей поры сижу со сложностями. Вам нужен диван? Извольте, Маргарита Константиновна, поклониться мне в ноги. Уверяю вас, уверяю — это месть! Кто он есть такой? Вы учили его. Вы отдали ему половину своей жизни. И самую лучшую. Вы сейчас прекрасны, а тогда, уверен, были божественны. Я представляю себе вас в школе. А что в итоге вышло? Переводчик? Референт министра? Дипломат? На худой конец — гид? Подсобный рабочий в мебельном магазине. И однажды в этом магазине появляется виновница этой постной жизни, жизни за жалкие гроши, на которые и выпить-то не выпьешь как следует. Неудачник. Неудачник — это не опечатка, не случай. Поверьте, неудачник — профессия. Первое дело неудачника — завидовать всем и всякому, второе дело — наступать на любимую мозоль. Это и есть месть, которая доставляет неудачнику удовольствие, на должном уровне поддерживает чувство собственного достоинства. Не унижайтесь, не унижайтесь, Маргариточка, — увещевал ее Варлаамыч Рябикин. — Я займусь вашей обстановкой. Доверьтесь любящему сердцу! — И Варлаамыч Рябикин картинно поднялся со стула.

Вняв обличительным речам Варлаамыча Рябикина, Маргоша перестала звонить своему бывшему ученику. Унизительные телефонные разговоры, недомолвки и голос Веревочникова, совершенно лишенный эмоций. Да пропади она пропадом, эта полированная деревяшка!

И вот против всех ожиданий она вдруг получает приятное письмо.

«Дорогая Маргарита Константиновна!» — пишет лидер двоечников, несостоявшийся дипломат, неудачливый переводчик и референт. Да, «дорогая Маргарита Константиновна, — пишет он. — Вы мне перестали звонить, а в это время к нам поступили румынские гарнитуры, в том числе нужного вам синего цвета. Как мне быть? Ваш адрес дал мне Вилькин из нашего класса. Если вам еще нужен синий диван, то позвоните мне до 12 числа, а потом я уезжаю в отпуск на Домбай, кататься на лыжах. Ваш ученик Веревочников Е.».

Маргарита Константиновна внутренне ликовала: не повержен ни один из ее принципов, есть на свете справедливость, есть! Она верила в справедливое распределение в природе: всем поровну, всем по их способностям и даже чуточку больше. Рябикин нагнал было мрака и заставил ее на какое-то время уверовать в черную людскую неблагодарность.

В то прекрасное утро она шла в издательство, гордо развернув над головой свое знамя. Золотом горели на нем высокие слова: Честность, Добро, Верность, Порядочность.

По какой-то неуловимой ассоциации она вспомнила заячий тулуп капитана Гринева. Помните, пушкинский Гринев отдал в пургу Пугачеву свой тулуп и в благодарность за тулуп Пугачев позже подарил ему жизнь?

— Ах, как плохо мы с вами подумали о моем ученике, Игнат Варлаамович! — сказала Маргоша, показывая Рябикину письмо. — Я ведь говорила с ним по телефону, а телефон способен испортить самые лучшие отношения. Признаться, мне даже немного стыдно.

— Очень понимаю вас, Маргариточка, — закивал своей большой головой с седым ежиком Рябикин. — Я обязан забрать свои слова назад. И я их с удовольствием забираю. До последней запятой. Ваш Веревочников Е., видимо, Евгений, ваш Евгений, как я теперь вижу, человек исключительных моральных качеств. Не зря, не зря, Маргариточка, вы убивали на него свое время. Порядочность и долг для него не просто слова, но, позвольте мне выразиться высоким слогом, — идеалы! Как мало можно встретить среди современных молодых людей идеалистов. И вот видите, ваш Евгений Веревочников — идеалист в лучшем понимании этого слова, простой рабочий в мебельном магазине и, оказывается, еще и спортсмен, горнолыжник. — Закончив монолог, Варлаамыч Рябикин склонил к Маргоше голову и тихо сказал, сверкнув белками глаз: — Считайте, что диван у вас есть. У вас, Маргариточка, нет никаких причин более отказывать мне в приглашении. А?

— Нет. Никаких! — засмеялась Маргоша.

Варлаамыч Рябикин сказал своим громким голосом еще несколько банальных фраз насчет ее новой стрижки и на этом удалился.

Едва закрылась за ним дверь, живое Маргошино воображение, умевшее творить чудеса, усадило грузного Рябикина на синий диван, чтобы полюбоваться картиной «Мужчина в доме».

Варлаамыч недолго сидел спокойно на диване. Он протянул к Маргоше свою руку с крупными родинками и попытался ее обнять за талию. Его пришлось за эту шалость пересадить в кресло под торшер. Она поставила перед ним бутылку коньяка и хрустальную рюмку. Варлаамыч налил себе коньяку, привычно сглотнул и сделал новую попытку привлечь Маргошу к себе.

На этом воображение прекратило трансляцию чудес.

Неужели ей ничего больше не осталось в жизни, думала Маргоша, неужели она пропустила все сроки и ей суждено теперь читать какой-нибудь потрепанный детективный роман с тайными пороками и застарелыми привычками?

Тридцать шесть и пятьдесят пять, тридцать шесть и шестьдесят, тридцать шесть и шестьдесят пять, шестьдесят шесть, шестьдесят семь... Семьдесят!

Маргоша отмахнулась рукой от этих мыслей, как от назойливой мухи.

Перед ней лежала верстка нового словаря, в словах «прецендент» и «позитивизьм» были дикие ошибки.

«Мне встретится порядочный человек, с узким умным лицом, большими карими глазами и копной быстро седеющих волос. Лет сорока, сорока пяти. Я выйду за него замуж в районном загсе, во Дворец мне уже поздно. Это будет мой единственный брак. И я буду счастлива, как все замужние женщины, любящие мужа — хозяина в доме».