Сила воли

Зинаида Ильина| опубликовано в номере №777, октябрь 1959
  • В закладки
  • Вставить в блог

Да, я не ломал голову над тем, чему посвятить свою жизнь. Я еще мальчишкой любил забираться в самые интересные места стройки и наблюдать, как слаженно и красиво трудится множество людей: шумят краны, потрескивает пламя электросварки, сердито рычат автомашины, звенят голоса строителей. Все это сливается всегда для меня в прекрасную музыку жизни.

Я могу быть только строителем - это бесспорно. А мама хотела, чтобы я стал музыкантом. Она преподает в детской музыкальной школе по классу фортепьяно. Но музыкант из меня не получился. Я, конечно, очень люблю музыку. Музыка - это великая сказка жизни, огромное, безбрежное море человеческих чувств. Я это очень глубоко, всем сердцем ощущаю. Но не выношу, когда разучивают музыку. А мне с самого детства очень часто приходилось слышать, как это делают мамины ученики. Они кромсают ее на куски. Целыми часами долбят однообразное: до - ре - ми - фа - соль - ля - си - до - си - ля - соль - фа - ми - ре - до. Я всегда старался уйти поскорее на улицу, мне становилось тоскливо и очень скучно. Я, конечно, понимал, что это невежество, но ничего не мог с собой поделать.

... Через несколько дней мне выходить на работу. У меня уже есть синий комбинезон. Он висит в шкафу. Я долго примерял его перед зеркалом, в нем я похож на бывалого рабочего. Впрочем, это на мой взгляд.

Вот Наташа удивляется, почему я не пытаюсь попасть сразу в институт. Это сложный вопрос. К решению стать рабочим я пришел не сразу. Сначала я так не думал. Я все представлял, что, как папа на фотографии, буду стоять с вытянутой рукой, словно командир на фронте, и даже слова такие в голове проносились: «Вперед! Огонь!». Но это было сначала. Потом, бывая на стройке, я понял, как она сложна, как много самых разнообразных работ нужно знать, чтобы все там правильно понять и вовремя крикнуть: «Вперед! Огонь!».

И еще по одной причине я решил стать рабочим...

Это было в день моего шестнадцатилетия, когда мама подарила мне фотоаппарат. Я, конечно, и раньше видел, как ей трудно было меня растить. Мама маленькая и хрупкая. Ей хотелось, чтобы я ни в чем не нуждался, как мой приятель Володя Круглое. Но у него был отец, директор научно - исследовательского института. Володьке он купил даже киноаппарат. Я, конечно, очень плохо поступил, с восторгом рассказав маме про его киноаппарат. Но это я понял только потом. У меня и сейчас сжимается что - то в груди, когда вспоминаю, с каким жалким видом мама просила у соседки денег взаймы. Мама стояла перед ней, как провинившаяся девочка. Лицо у нее горело. А я чувствовал себя так, словно незаслуженно обидел маму. И фотоаппарату я был совсем не рад, хотя давно мечтал о нем. Ночью я долго ворочался, думая, что вот я большой и сильный, а работает одна мама, да еще исполняет мои прихоти. И тогда я решил, что пойду работать на стройку, как только окончу школу. Подарю маме красивое бархатное платье, как у Володькиной мамаши. А учиться можно и заочно.

Я сразу уснул, как только принял это решение. А на днях окончательно убедился в его правильности. К такому убеждению мне помогла прийти Алла Ивлева, девушка из нашего дома. Она живет на пятом этаже, а мы на третьем, в том же подъезде. Алла на два года старше меня. В детстве она часто играла с нами, ребятами. Особенно хорошо умела играть в круговую лапту. Ее очень трудно было «осалить» мячом. Она не носилась по кругу и не визжала, как это делали другие девчонки, а спокойно стояла посреди круга и еле уловимыми движениями корпуса увертывалась от мяча. За это мы, ребята, очень уважали ее. Потом Алла поступила в строительный институт и перестала обращать на нас внимание.

Теперь, когда она, спускаясь по лестнице, пройдет мимо нашей двери, на площадке возле нас долго пахнет духами. У нее появилось много красивых платьев. А тут я встретил Аллу в узеньких брючках. Нос у нее был неестественно белый, а ресницы в два раза длиннее обычных.

- Ты думаешь, что так красиво? - недоверчиво спросил я, имея в виду брючки.

Алла только презрительно скривила губы и побежала вниз по лестнице. Потом внизу гулко, как в трубе, прозвучали ее слова:

- Костя, спустись - ка сюда. Мы пошли по Садовому кольцу.

- Я слышала, что ты собираешься на стройку, - начала она. - Правильно решил. Понимаешь, институт - это тогда, когда ты уже что - то умеешь, видел, нюхал, как говорят про порох и войну... Я никому не говорила, - продолжала Алла, забыв о своих длинных ресницах и о том, что их надо щурить, - но тебе хочу сказать: вот недавно на лекции я услышала фразу: «Рабочие у нас иногда получают наряды не в начале, а в конце месяца». И мне представилось, что бедные штукатуры и маляры весь месяц работают без одежды... Я почему - то стала вспоминать демонстрационный зал Дома моделей. Понимаешь, почему так получается? Я же никогда не видела этого самого наряда, который выдается в начале месяца. Я уж потом узнала, что это документ. Это же почти трагедия, Костя! - патетически воскликнула Алла. И я ее понял.

Потом к нам подошел высокий белесый парень в клетчатой ковбойке навыпуск. Алка сразу сощурила глаза и ушла с ним.

Вечером я сказал маме, что все окончательно решил и уже даже выбрал стройку. Мама у меня удивительно сознательная. Вот Володькина вдруг стала кричать «не позволю», когда он заикнулся о работе. Она громко заговорила про институт, про грязь, про одаренность и еще про что - то. А моя мама - нет. Она только притянула меня теплыми руками и поцеловала в лоб. Потом она задумалась. И я никак не мог догадаться, о чем.

А мама сказала:

- Ошибки делать легко. Исправлять их труднее... Если тебе вначале и будет тяжело, это только поможет правильнее прожить жизнь... Работай. Отец был бы доволен.

Я опять стал думать об отце, я хотел быть на него похожим. И пусть не скоро, но все - таки обязательно наступит день, когда я научусь понимать стройку, каждую ее деталь, каждый звук, как дирижер понимает большой, сильный, слаженный оркестр!

Потом я почувствовал, как кто - то тянет меня за рукав, и вспомнил, что я на выпускном вечере. Рядом стояла Наташа. Она что - то сказала, но заиграл оркестр, и я не расслышал.

- Что? - закричал я, нагибая к ней лысую, как дыня, голову.

- Ты уже больше не похож на Байрона, но все равно - идем танцевать!

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены