Шоколадка для Наташи

Лишить родительских прав мать – сами понимаете, что это значит. Это противно самой природе, .жестоко до крайности. Убежден я, однако, и в другом: не судьи лишили Аллу Г. родительских прав. Она сама, мать, отторгла от себя ребенка, сложила с себя звание матери. Судьи лишь вынуждены были констатировать этот трагический факт, равно как были вынуждены позаботиться о судьбе четырехлетнего человека.

На суде выступала старший инспектор по детской работе отделения милиции тов. Кашникова. Не стану пересказывать ее гневную речь, все безобразные факты, которые она привела. Поразила одна фраза. Женщина в милицейской форме, сама чуть не плача, сказала:

– Когда на комиссии мы решили, что Аллу необходимо лишить родительских прав, она хоть бы заплакала!

Не дрогнула Алла и тогда, когда две пожилые женщины, свидетельницы, пытались пробудить в ней инстинкты, присущие каждой женщине-матери.

– Он нее маленький, – говорили они об Игоре, – ему нее мамой кого-то называть надо.

А потом Алла отвечала на вопросы судей:

– То, что говорили о вашем образе жизни, о пьянстве, о ваших дружках, – правда?

– А может, я с горя пью...

– Какое же горе?

– Денег нет, жить не на что.

– Как и все люди, вы должны работать, ведь вы здоровы, и вам всего двадцать четыре года...

– Ну и что? Уже покатилась, теперь не остановишь.

– А сын?

– Что сын? Я Им не занималась.

– Значит, решение комиссии вы считаете правильным?

– Я согласна на лишение меня родительских прав.

Признаться, мне стало не по себе. Я подумал о четырехлетнем мальчике, которому некому будет сказать слово «мама». Подумал и о самой Алле. Не верилось, что все могло происходить так, как говорилось на суде. И вообще не верилось в реальность происходящего. Откуда-то должно нее было начаться это безразличие ко всему на свете. И я спросил:

– А себя, Алла, вам никогда не жалко?

Она посмотрела на меня, стала судорожно комкать платочек, всхлипывать.

– У меня... уже ничего нет... даже чувства к сыну умерли...