Школа ненависти

Немцы не обращали на эти очереди ни малейшего внимания, и это было для меня спасением. Удобно и безопасно я проводил в них дни и короткие майские ночи. О возвращении домой я, конечно, и мечтать не мог: шли обыски и аресты.

Петя, с которым я поддерживал связь, предложил мне принять участие в расклейке воззваний к немецким солдатам, выпущенных подпольным ревкомом. В тот же вечер мы получили пачку свежих, еще пахнущих типографской краской прокламаций. Я тщательно спрятал их под пиджаком. У Пети в кармане находились большая бутылка клея и кисть.

Мы вышли на улицу. Мириады золотых точек мигали на черном бархате майского неба.

Вот и знакомое здание Городского банка. Сейчас здесь помещается немецкий штаб, перед зданием шагает часовой. Когда мы поравнялись со зданием, часовой находился у противоположного конца его. Молниеносно выхватив кисть, Петя мазнул по одной из колонн. Через секунду на здании, занятом немецким штабом, белела наша первая прокламация.

В эту ночь мы расклеили в разных частях города 53 прокламации и 47 незаметно разбросали по улице.

На следующий день утром я имел удовольствие наблюдать забавную сценку: два толстых немецких жандарма, сопя и обливаясь потом, тщательно соскабливали штыками со стены знакомую мне прокламацию, а издали этим зрелищем любовалась большая толпа.

После того как Красная армия прогнала с Украины полчища интервентов, в нашем городе закипела работа по укреплению советской власти.

Я работал в Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и бандитизмом, т.е. в Чека; Таня - в городском комитете комсомола. Виделись мы редко, и встречи наши были короткими. От многих товарищей я слышал, что Таня стала талантливым пропагандистом и агитатором.

Случайно мне удалось попасть на митинг, где выступала Таня. Огромный низкий полутемный зал фабричной столовой был переполнен.

Я слышал бурю аплодисментов, которыми встретили Таню работницы. Когда же Таня стала говорить, я сам невольно подпал под очарование ее замечательной речи. Сердце мое наполнилось гордостью, что я люблю и любим этой девушкой.

Нехорошие вести приходят с фронта. Собрав значительные силы, белые повели наступление на измученные многодневными боями части Красной армии.

Тихим августовским вечером я заехал за Таней на джутовую фабрику, где она по поручению горкома выступала с докладам.

Мы медленно пошли по пустынной дороге, ведущей в город.

Я молчал, не зная, с чего начать. С трудом рассказал я Тане, что через несколько дней мы эвакуируем город и, по решению горкома, я остаюсь здесь для подпольной работы. Таню я просил уехать: популярность ее была слишком велика.

Я не решался смотреть на Таню. По ее молчанию и порывистому, взволнованному дыханию я понимал, что переживала она в этот момент.

Наконец, она медленно и твердо произнесла: «Нет, Леня, я никогда и никуда не уйду, и никакая сила не заставит меня переменить мое решение. Завтра же я позабочусь о надежной квартире и обо всем необходимом».

На рассвете 23 августа 1919 года белогвардейцы неожиданно высадили крупный десант у самого города.

После небольшого боя с малочисленными красными частями белые заняли город.

Началось суровое деникинское подполье.

На одной из центральных улиц - скромная вывеска: «Прачечная и химическая чистка вещей». Во всю длину обоих окон огромные плакаты: «Гг. офицерам и военным чиновникам скидка».