Щит и меч

Так Польша была брошена под ноги фашистам в надежде облегчить Гитлеру поход на восток - на страну социализма.

С заговором империалистов против всего человечества, осуществляющимся тайными службами с помощью самых подлых способов, боролись люди, среди которых был и Александр Белов.

Он, Александр Белов, студент, один из самых обещающих учеников академика Линева, первый интеллигент в рабочей династии Беловых отказался от научной деятельности, от всего, что ему сулила жизнь, и ушел на фронт, как в годы гражданской войны, повинуясь долгу коммуниста, ушел воевать его отец. Это был иной фронт - фронт тайной войны. Советского разведчика Александра Белова направили сюда, в стан фашистов, для того, чтобы предвосхищать, отводить удары, нацеленные в спину его народа, и самому наносить удары по врагам в их же логове.

Силы были неравны. Иоганн был один среди врагов.

И когда он увидел Бруно, пробирающегося по тропинке расчищенной среди варшавских развалин, его знакомую хилую фигуру, подвижное лицо с постоянной гримасой иронии над своими телесными недугами, исцелиться от которых у него никогда не хватало времени, Иоганн почувствовал то же, что чувствует выпущенный из тюрьмы узник, когда у ворот его встречает родной человек. И как ни вышколил он себя за эти месяцы, как тщательно ни готовился к этой встрече, совладать с собой он не смог и порывисто бросился к Бруно.

- Эмоции! А без эмоций не можешь? - недовольно сказал Бруно.

Шагая вслед за Иоганном по узной тропинке в развалинах, Бруно деловито бормотал своим глуховатым голосом:

- У нас там тоже на эмоции, когда связь с тобой прекратилась. Ты несколько разбрасывался, но в общем, ничего, действовал грамотно. Портреты террористов получены, пересняты, розданы опергруппам. Понравились. Талант!

Вайс остановился.

- Иди, - приказал Бруно. - Когда поменяемся местами, я буду слушать, а пока изволь меня слушать. - Проговорил тихо: - Война. Вот-вот. - Повторил строго: - Иди. Иди, не оглядывайся. Теперь о самом для тебя трудном. Война начнется - не рыпаться. Пережить спокойно, с выдержкой. Связь в первые дни будет прервана. - Вздохнул. - Да брат, перемучайся, как хочешь, но чтоб никаких эмоций, кроме преданности рейху. И ничего, понял, ничего, только вживаться. Что бы ни было, вживаться. - Затем Бруно сообщил Вайсу все то, что ему следовало знать. С удивительной памятливостью, почти дословно передал содержание писем его родителей. Сказал, что был у них дома. Передал рекомендации руководства, добавил свои советы. Сказал:

- На связь с тобой будет направлен другой товарищ. А теперь говори коротко. Слушаю.

И Бруно, обойдя Вайса, зашагал чуть впереди.

Иоганн доложил обо всем, что не успел передать через тайник. И когда он, закончив служебное, хотел перейти к тому, что сегодня волновало его больше всего, к словам Бруно о близкой войне, тропинка вывела их из развалин на площадь.

Здесь два немецких солдата разошлись - один пошел направо, другой - налево. Они не знали, что им предстоит встретиться еще один, последний раз...

Вайс купил все, что было ему нужно, сел на велосипед и покатил обратно, в свое тюремное расположение. Писать портрет фон Браухича, вернее, срисовывать его с красочной обложки армейского журнала. Он бодро подкатил к железным воротам, предъявил часовым увольнительную на три часа сорок пять минут по служебному заданию. Портрет фон Браухича Вайс написал. Но фон Браухич не появился здесь. Гитлеровские войска, сосредоточенные на границе СССР, были полностью готовы к нападению. И ждали только команды фюрера.

С того дня и начались испытания Иоганна, которые потребовали от него всей силы духа, выносливости, изворотливости. Это было часто равносильно тому, чтобы самому содрать с себя заживо кожу, вывернуть ее наизнанку, снова напялить и при этом улыбаться. Делать вид, будто ты не испытываешь мук и все твое существо не содрогается от непреодолимой потребности сейчас, сию минуту отомстить. И отомстить не за себя: до себя ли, когда истекает кровью твой народ!

Но он был обречен на подвиг бездействия. Убивают твой народ, а ты среди убийц, в их стане должен послушно выполнять свой долг, ждать. Ждать, чтобы выполнить все точно в то время, которое будет предопределено волей и разумом тех, кто предотвращает тайные удары тайных сил фашизма и своей жизнью отвечает за жизнь каждого.

Продолжение следует.

чаев изобретатели работают, не имея достаточного представления о том, что уже сделано до них в интересующей их области науки, техники. А то и просто вслепую. Во Всесоюзном научно-исследовательском институте патентной экспертизы нам назвали интересные цифры. Ежегодно в институт поступает от 70 до 80 тысяч заявок на всевозможные изобретения. Но лишь шестая часть из них принимается, и заявителям выдаются авторские свидетельства. Остальные отклоняются. И не столько по своей технической неграмотности, сколько из-за отсутствия новизны. Иными словами, люди «изобретают»... велосипеды, а то и еще что-нибудь похлестче. «Изобрели» же, например, недавно в одном из проектно-конструкторских бюро Риги... английскую булавку. Ту самую: на одном конце головка, на другом - виток. Только на сей раз булавка была без витка. Составители заявки даже подсчитали, какую экономию металла даст это их «усовершенствование» во всесоюзном масштабе, и потребовали выдать им авторское свидетельство... Чтобы не быть голословным, эксперту, «зарубившему» «изобретение», пришлось стряхнуть пыль с патентов столетней давности и извлечь на свет чертеж булавки без витка, выполненный еще в тысяча восемьсот оном году...

Случай, мягко говоря, курьезный. Такие бывают не часто. А вот заявок вроде той, что подал недавно Ярославский моторный завод и которые вызывают уже не улыбку, а законную тревогу, сколько угодно. Ярославские моторостроители разработали турбокомпрессор. Сущность притязаний на новизну сводилась к установке во всасывающем патрубке защитной сетки, предохраняющей машину от попадания в нее посторонних предметов. «Новинка» эта, однако, уже давным-давно применяется в газотурбинных двигателях...