- Я имею в виду русскую эмиграцию. Одних Гитлер воодушевил, вселил надежды, а другие - из этих, опролетарившихся, - начали беспокоиться о судьбе отчизны.

- Резать надо, - посоветовал старин.

- Не лишено, - согласился бритоголовый. - Я кое-кого назвал шефу, предложил наши услуги устранить собственноручно. Это имело бы показательное значение: мы бы публично продемонстрировали нашу готовность казнить отступников. Но, увы, шеф отказал. Пообещал, что этим займется гестапо. А жаль, - грустно заключил бритоголовый.

Человек с обвисшим лицом протянул мечтательно:

- А в России сейчас тоже весна-а!

- Будешь прыгать, не забудь надеть галоши, чтоб ноги не промочить.

- Я полагаю, уже подсохнет...

- Польшу они в три Недели на обе лопатки.

- Ну, Россия - не Польша.

- Это какая тебе Россия? Большевистская?

- Ну, все-таки...

- И этот тоже! Заскулил, как пес.

- В каждом из нас есть что-то от животного...

- Ты помни номер на своем ошейнике, а все остальные забудь...

Сухие, пахнущие пылью лучи солнца падали на эту закованную в булыжник землю, на зарешеченные онна зданий, на это отребье общества, на предателей, донашивающих трофейные мундиры поверженных европейских армий. От высокого забора с нависшим дощатым карнизом, оплетенным колючей проволокой, падали широкие темные тени, и казалось, будто двор опоясывают черные рвы. Бухали по настилам сторожевых вышек тяжелые сапоги часовых. Ссутулясь, сидел Иоганн, держа на коленях дощечку с листком бумаги, и что-то старательно выводил на ней карандашом. Он тоже был тут узником, узником, подчиненным размеренной и строгой, как в тюрьме, регламентированной жизни.

И все-таки он был здесь единственным свободным и даже счастливым человеком и с каждым днем в этом страшном мире все больше убеждался, что он тут единственный обладатель счастья - счастья быть человеком, использующим каждую минуту своей жизни для дела, для жизней миллионов людей.

Вот и сейчас, сидя на солнце, Иоганн терпеливо и старательно работал. Да, работал. Рисовал на тонких листках бумаги хорошо очинённым карандашом портреты этих людей. Каждого он хотел изобразить дважды: в фас и в профиль. Он рисовал с тщательностью миниатюриста.

Никогда раньше Саша Белов не испытывал такого трепетного волнения, такой жажды утвердить свое дарование художника, как в эти часы.

И если в искусстве ему был глубоко чужд бесстрастный ремесленный объективизм, то сейчас только этот метод изображения мог заменить ему отсутствие фотообъектива. Он должен был воспроизвести на бумаге лица этих людей с такой точностью, словно это не рисунки, а сделанные с фотографий копии.

Рисуя, он должен был сохранять на лице сонное, задумчивое выражение человека, с трудом подбирающего слова для письма.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• …
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• 11
• 12
• …
• 14
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.