Семь раз отмерь…

— Валера, а вам ведь здорово влетит.

— Не то слово, – ответил он. – Налицо предпочтение личных интересов общественным. И еще того хуже... – добавил он мрачно.

Девушка всерьез встревожилась.

— Поехали?

— Поехали. Семь бед – один ответ.

Машина рванулась вперед. Мила тронула Валерия за плечо. Ей вдруг захотелось проявить чуточку внимания к человеку, который вот так, запросто жертвовал ради нее всем.

– Ну что же вы? Хотели ведь рассказать про себя...

Машина выскочила на шоссе.

– Рассказать, правда?

Валерий тихо, как будто она сидела рядом, принялся говорить. Странно, к этому он не готовился никак, хотя много раз видел эту сцену: как он отдает ей свои письма, как рассказывает о тех хорошо знакомых ему местах, где он родился и вырос. О покрытых лесом горах, о нежных, теплых закатах, о бурных реках, стекающих с гор в долины. Он рассказывает ей об отце с матерью, которых теперь уже, к сожалению, нет. Они рано умерли. Он воспитанник деда. Гуцульские песни. Мила услышала эти мелодии, одну, другую, третью...

Потом он рассказывал ей про школу, про свой город, про своих друзей, про футбол. В их городе футбол – повальная болезнь, эпидемия. Собственно, как юный футболист он впервые и попал в Москву. И тогда же, много лет назад, решил, что обязательно вернется сюда. Вот и вернулся...

– Теперь, выходит, конец карьере. И конец за конный...

Наверное, после наказания придется вернуться назад, в свой город, к деду. Неожиданно Валерий понял всю чудовищность положения, в котором он оказался по своей же воле.

– Да, вернуться мне придется – это точно. А как же вы, Мила? Я не уеду без вас. Вы моя.

Мила про себя отметила старомодность его выражений. Теперь вот «вы моя». «То воля неба, я твоя», – это у Татьяны в письме к Онегину. А чтобы про нее вот так сказали: «Вы моя», – нет уж!

«Нет уж!» – надлежало произнести немедленно и сурово. Но Мила не произнесла. Она молчала. Вот сейчас ей сообщили: «Вы моя». Мама, папа, институт, перспективы, собственная карьера – что они перед этими двумя словами мальчишки? А если разобраться – легкомысленного вертопраха, способного совершить должностное преступление. Ради нее – преступление? Как же это он уверовал в себя? Да и в нее, видно, уверовал. Но почему? Не бывает ведь такого. Не в романе же в конце концов все это происходит, а в жизни. Кто это может позволить так со мной обойтись? «Вы моя»!

Мила молчала, произнося эти внутренние монологи. В первый раз говорить с девушкой и позволить себе такое: «Вы моя». Этот мальчик, видно, совершенно не привык считаться с правилами приличия и обхождения. Значит, он так уверовал в свои права на нее? Да какие такие права у него могут быть? Через три года она специалист с некоторой даже гарантией на работу в столице... А тут, изволите видеть, милиционер, сержант: «Вы моя». Ничего себе. Красивый жест красивого сержанта. Он надеется на успех? Это с ней-то? Сейчас она ему объяснит кое-что на этот счет, как ее учили дома. «Вспомню мамочкины уроки», – поиронизировала она над собой.

Мамочкины уроки, однако, не пригодились.

Показалась милицейская «Волга» ярко-желтого цвета. Из нее вышел офицер и встал посреди дороги. Валерий остановил машину, не доехав до того места, где стоял офицер, и повернулся к Миле.

– Пожалуйста, выйдите здесь, отсюда вам легко будет уехать. Тут часто ходят такси. Простите меня, я не смогу доставить вас на станцию. Но, пожалуй ста, Мила, не говорите мне сейчас, что это конец. Поверьте, так бывает раз в сто лет, чтобы сразу, чтобы вот так, как я это вижу...