Рассказ

Мы сидели на сизой траве аэродрома, с любопытством наблюдая, как техники маскировали только что приземлившиеся «летающие крепости», затягивая огромные плоскости брезентовыми полотнищами. На полотнищах были искусно нарисованы кусты, трава и деревья, почти такие же, какие окружали нас. Американские лётчики молчаливо ожидали приближения второй волны бомбардировщиков, на которых их друзья сейчас бомбили вражеские железные дороги и города. Нам, гостям, было неловко нарушать это взволнованное молчание.

Было восемь часов утра, когда на мачте около здания штаба союзнической авиабазы вдруг появились флаги, звёздный американский и полосатый английский, и с торжественной медлительностью поплыли вверх. Лётчики вскочили на ноги, переглядываясь между собой, потом направились было к штабу, как вдруг от здания отошла машина и стремительно приблизилась к нам. В машине стоял лётчик - лейтенант. Он приложил руки ко рту раковиной и что - то кричал, заглушая рокот мотора.

Машина сделала круг около нашей группы и так же стремительно промчалась дальше, к техникам, к службе ремонта, к службе погоды. Лётчик всё стоял в ней и кричал торжествующим звонким голосом. Даже не знающие языка поняли, что это было сообщение какой - то необычайной важности, а когда Джемс Гейли перевёл нам восторженный выкрик лейтенанта, всеобщее веселье, вдруг охватившее аэродром, заставило и нас кричать, и топать ногами, и бросать фуражки вверх, и даже свистеть так, как кругом свистели американцы, пронзительно, по - мальчишески, в два пальца, выражая этим своё одобрение.

Через три минуты все свободные от работы лётчики и технический персонал были в штабе, слушая отрывистые сообщения радио. Джемс Гейли, наш добровольный переводчик, коротко объяснял, что началось вторжение на континент и что теперь передают первые корреспонденции с фронта.

Британская радиовещательная корпорация перешла на передачу торжественной музыки, и мы вышли снова на аэродром, чтобы первыми встретить летящие откуда - то бомбардировщики этой базы и сообщить лётчикам подробности, если они не приняли их по радио ещё в воздухе. Мы снова легли на траву, но теперь это была самая шумная компания лётчиков, которая когда бы то ни было собиралась на аэродроме. То и дело кто - нибудь начинал и бросал песню. Вдруг в небо летел какой - то особенно пронзительный свист, все начинали аплодировать свистуну и подражать ему. Раздавался одинокий возглас приветствия, который мгновенно подхватывался со всех сторон. Когда оживление несколько улеглось, кто - то обратился к Джемсу Гейли:

- Джемс, расскажите нам о ваших полётах над Францией.

Гейли, очень молодой, светловолосый парень, штурман корабля, приехавший в Европу из Бостона, где он работал электротехником, хотел что - то сказать, как к нам подошёл тот самый лейтенант, что объезжал с сообщением о высадке союзников аэродром. Мы с удивлением смотрели на этого офицера; он шёл прихрамывая, и по тому, как он ставил ногу, было видно, что правая нога искусственная. Гейли вскочил навстречу ему, - подал руку и сказал по - русски:

- Слушай, Патт, я обещал русским товарищам, что ты расскажешь им о своих полётах над Францией... - одновременно Гейли подмигнул нам с такой хитрецой, что мы немедленно начали упрашивать лейтенанта.

Лейтенант опустился рядом с нами на траву, вытянув изувеченную ногу, улыбнулся, от чего его смуглое открытое лицо вдруг стало совсем юным, ответил по - русски с небольшим акцентом:

- О чём им рассказать?

Джемс Гейли повернулся к нам и представил своего друга:

- Том Паттерсон, бывший лётчик - истребитель, теперь штурман бомбардировщика. - Потом снова обратился к товарищу: - Расскажи, Патт, об охоте. Это была настоящая Франция!

Паттерсон сорвал травинку и задумчиво жевал её, глядя суженными глазами куда - то вдаль, как будто высматривая там то, о чём его просили рассказать. Потом медленно заговорил, тщательно подбирая русские слова:

- Завтра я вылечу в Гавр. Мне надо найти там одно поле. Оно заросло вот такой травой. Как она называется по - русски? Кашка? - он сорвал цветок клевера и вопросительно поглядел на нас; мы утвердительно кивнули, ожидая пояснения. - Я и не представлял себе, что во Франции и в России растёт такая же трава, как у нас в Олбани. Я родился и вырос в этом городе, там же я работал. Если вы знаете, в Олбани есть большие металлургичекие заводы. Там есть завод «Троя», я был горновым в доменном цехе этого завода до войны.

Он замолчал, всё так же глядя вдаль, будто перед ним встало видение родного города.

Паттерсон вдруг сказал:

- Пожалуй, без ноги мне уже не придётся работать на моей домне. Её называли Сюзанна. Вы знаете, у нас каждую новую печь поджигает маленькая девочка, по её имени печь потом и называют. Сюз была дочкой доменного мастера; так как у хозяина завода детей не было, ей и поручили поджечь эту печь. Сюз сейчас девятнадцать лет. Я могу показать её фотографию.

С простотой, которая возможна только на войне и среди боевых товарищей, Паттерсон достал из бумажника фотографию девушки. Девушка смотрела из - под длинных ресниц с некоторым лукавством, чуть искоса, она улыбалась, сдержанно и целомудренно, как будто боялась, что её улыбку перехватит кто - то другой, кроме Тома, которому она её предназначала. Паттерсон спрятал фотографию и задумчиво сказал:

- Я боялся написать ей о ноге, но старый тигр Гейли сам написал об этом несчастье. Что ты сказал тогда, Гей?

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.