С перерывом на обед

Работает Аня Маковей—ну и чудненько! А то, что Ане трудно каждый день ездить из села в город на работу и в вечерней школе не все у нее ладится,— это уже никого не касается: это после четырех.

Работает Штефан Димитриу — ну и отлично! А что у парня жизнь сложилась круто, что нелюдим он и частенько приходит на работу с «фонарями» — это тоже никого не касается: «фонари» — это после четырех.

Работает Женя Гуменюк — ну и ладно! А что

у нее не получилась личная жизнь, что человек мучается и переживает,— это никого не касается: «переживания» — это после четырех.

В театре есть такой термин: «публичное одиночество». И каждый преподаватель на занятиях, в рабочих этюдах пытается выработать в своих учениках это необходимое для сцены качество, и все-таки не каждому удается его приобрести. Нужны талант и большое творческое напряжение, чтобы хоть на время стать совершенно одиноким в присутствии других, потому что ситуация эта противоречит человеческому естеству. И сколько бы ни убеждали меня комсомолки маленькой черновицкой организации, что жизнь, которой они живут,— это норма, я все равно им не поверю. Публичное комсомольское одиночество не только противоестественно. Оно недопустимо.

В Черновицком горкоме комсомола, когда я рассказал о своем знакомстве с комсомольской организацией лечебницы, девушка-инструктор заметила:

— Так они ж вообще пассивные. Лекции не посещают, на вечера наши не ходят. Да и вообще, что они могут — восемь человек?

Что могут?

Конечно, из восьми человек массового субботника не выжмешь и количеством собранного металлолома тоже не козырнешь, и, если на антирелигиозной лекции ориентировочно должно присутствовать 300 комсомольцев, то и в этом смысле от молодежной организации вышеупомянутой лечебницы тоже прок небольшой. В общем, с точки зрения «галочки», проставленной в соответствующей графе, комсомольская организация в восемь человек горкому совершенно даже ни к чему.

Так возникает проблема маленькой комсомольской организации. Проблема далеко не второстепенная, потому что хоть я и не очень разбираюсь в специальных медицинских терминах и мне, конечно, трудно установить, сколько упущено возможностей сделать научное открытие в условиях лечебного заведения на улице Стеценко, вот я точно знаю, что там, где человек перестает интересоваться общественной жизнью, там неизбежно меркнет творческий огонек его рабочих будней. А человек всегда должен идти. Трудно ли, легко ли, но идти он должен вперед! И если человек этот — комсомолец, то спрос с него обязательно вдвойне. Не философия маленьких дел, не спокойствие на грани равнодушия, а борьба. Комсомолец всегда должен быть борцом. Независимо от того, сколько человек насчитывает та первичная организация, в которой состоит он на учете. Потому что, как подчеркнул третий пленум ЦК ВЛКСМ, именно здесь, в комсомольской ячейке, формируются характер, взгляды и убеждения юношей и девушек, именно здесь должна идти борьба за коммунистическую закалку молодого поколения.

Однажды я приехал в зеленый городок на Днестре. И первые два-три дня своего пребывания в этом веселом городишке я посвятил обычному журналистскому занятию: стучался в двери учреждений, выписывал пропуска в проходных, ходил по цехам и кабинетам, «знакомился с положением дел на местах».

В комсомольских комитетах, как правило, очень ревниво относятся к подобного рода экскурсиям, и как-то вечером секретарь горкома сказал мне:

— Слушай, чего ты бродишь по городу, зачем распыляешься? Съездил бы на шелковый комбинат, там почти тысяча комсомольцев, выбрал бы себе, что надо. Пять человек — это пять человек. А на тысячу можно опереться. Их можно поднять на большое дело. С ними можно развернуться...— Он хитро улыбнулся, достал из шкафа учебник и прочитал мне фразу, трактующую момент перехода количества в качество.

Я уже знал, что секретарь горкома в основном только и «разворачивается» за счет комбината. Знал я и другое: белокурая девчушка, комсомольский секретарь горторга, со слезами на глазах жаловалась мне, что ее малочисленная организация находится вне поля зрения горкома и она, хоть убей, не знает, что делать, и вообще ждет не дождется отчетно-выборного собрания. Может, и освободят...

Я сказал об этом секретарю горкома. Напомнил, что переход количества в качество — процесс, который далеко не исчерпывается простым арифметическим суммированием: нельзя же всерьез полагать, что двести комсомольцев — это еще количество, а двести один комсомолец — это уже качество...

Качество начинается задолго до десятков, не говоря уже о сотнях и тысячах. Оно, если строго придерживаться фактов, начинается с единицы — с юноши, который только что получил комсомольский билет и вышел на улицу в новом человеческом качестве — комсомольцем, вышел с ощущением того, что отныне между спросом с него и спросом со всего комсомола можно смело ставить знак равенства...

Считается, что с широкими массами работать интереснее. Но интерес этот носит чисто масштабный характер. Если молнию воспроизвести в лаборатории, она качественно ничем не будет отличаться от молнии, разрезающей во время грозы полнеба. Но лабораторная молния — незаметная молния, и к тому же ее нужно воспроизводить лично, А молния в полнеба далеко видна, и хотя к ее возникновению ты не имеешь прямого отношения, при удобном случае можно сказать:

— Вот у нас какие молнии!

Конечно, с большой организацией проще. Не интереснее, а проще. Тут можно и поруководить вообще. А когда перед тобой восемь человек, и каждый из них на виду, и в каждому нужно подойти с учетом его индивидуальных особенностей, все сразу усложняется. А надо думать о каждом, потому что с каждого члена ВЛКСМ начинается любая комсомольская организация, потому что результаты комсомольской работы оцениваются не количеством проведенных мероприятий, а качеством воспитания молодежи, воспитания борцов за коммунистическую идейность. Потому что строим мы новое общество. Не для кого-то. Не когда-то. А сегодня, сейчас. Для тебя, для меня, для всех.

Я не думаю, что в больнице № 5 гор. Горького, где примерно столько же комсомольцев, как и в черновицкой лечебнице, меньше женятся или выходят замуж. И повседневных забот у них не меньше. И часов в сутках •— всего двадцать четыре и ни минутою больше. И тем не менее здесь проводятся интересные научные исследования, защищаются кандидатские диссертации. Дело, по-видимому, в том, какой мощности общественный заряд несет в себе каждый комсомолец организации, большой или маленькой. Вот где нужно искать объяснение тому, что горьковские «прожектористы» Института гигиены труда взяли под контроль оформление и своевременную отправку документов в поликлиники, откуда больные поступают в институт, что добрые результаты дает шефство комсомольцев-медиков города над трудновоспитуемыми подростками, что активно работают сандружинники, возглавляемые «советом медиков» при райкоме комсомола. Общественная активность — во всем: и в незаметной, но очень важной деятельности санитарных комсомольских постов при торговых точках гор. Горького, и в подготовке ко «Дню здоровья».