Это очень тихая улица.

Тихие дворики, тихие деревья и даже гоняющий голубей мальчишка — тоже какой-. то тихий: подбросит сизаря в небо — и молча следит за тем, как уходит птица в голубовато-белесую знойную высь... Тихо на улице Стеценко. А еще тише в похожем на миниатюрный замок доме: в нем помещается Черновицкий тубдиспансер, и тишина возведена здесь в ритуал. В этой белой, насквозь пропахшей медикаментами тишине работают восемь комсомольцев: один врач, четыре патронажных сестры, лаборантка, санитарка и шофер Штефан Димитриу — единственный парень на всю первичную организацию.

Есть больные, состояние которых процентов на восемьдесят зависит от них самих, от их требовательности к себе, от их внутренней дисциплины. Чтобы поставить на ноги такого больного, мало быть только врачом, нужно быть еще и воспитателем.

Восемнадцатилетнюю девчонку положили на стационарное лечение. Строгий режим... Но скептики нашептывают ей, что болезнь ее неизлечима и что в жизни раз бывает восемнадцать лет. Девчонка срывается с постели и бежит на танцы... И тогда врачу Агнессе Бутаковской приходится терпеливо объяснять, как один час танцев сводит на нет многомесячные усилия врачей. Не снимая белого халата, Агнесса становится педагогом, внимательным, думающим.

Это принято называть профессиональной зрелостью. И. если уж вспоминать о ней, то говорить надо не только об Агнессе Бутаковской, но и о четырех патронажных сестрах, о лаборантке, о санитарке и о шофере Штефане Димитриу — единственном парне на всю первичную организацию. Это он на свои деньги привел в божеский вид изрядно потрепанный «Запорожец» исключительно для того, чтобы людям легче было работать.

Но разговор о профессиональной зрелости — это всегда только половина разговора, потому что человеческая зрелость — понятие емкое, и зрелость профессиональная входит в него всего лишь как составная часть.

Хорошо, что у Тамары Галата великолепный подход к больным. Хорошо, что Женя Гуменюк энергична и всю себя отдает работе. Хорошо, что добросовестно трудятся Соня Крайтман и Аня Горина, Рая Леляшенко и Аня Маковей, а врач Агнесса Бутаковская — очень тонкий психолог во всем, что касается ее работы. Но это с восьми до четырех. Ведь нельзя быть комсомольцем семь часов в день, с перерывом на обед.

— Какие мы комсомолки? Мы уже бабушки! — сказала Соня Крайтман.

Приблизительно то же самое сказала мне накануне Агнесса:

— Мы уже усатые комсомольцы...

Можно было бы принять это как шутку. Вежливо посмеяться и забыть. Но чем дольше длится шип разговор, тем меньше в нем шуток, тем больше грустных вздохов и печальной озабоченности. Даже молчаливая Аня Горина вмешивается в нестройный ход беседы:

— Семья — это, знаете... Муж, ребенок, обед, уборка квартиры... Все требует времени, все очень непросто.

Передо мной сидят молодые женщины и пытаются доказать мне, что с выходом замуж прекращается всякая работа в комсомоле.

А. дальше? А дальше — квартира, манная каша, муж... И когда мы уходим от манной каши и керогазов, разговор наш действительно разваливается на части с большими паузами.

— Скажите, о чем вы говорили на последнем собрании?

— Утверждали план работы.

— Да, но вы сами говорите, что работы никакой нет! Я имею в виду комсомольскую работу.

— План утверждали... И на предпоследнем собрании утверждали и в феврале — тоже...

Женя Гуменюк пытается собрать подруг, вытащить их куда-нибудь на лоно природы. Или просто в парк, в кино, на концерт. И не может.

— Каждый у нас сам по себе,— со вздохом говорит она.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.