Беседуют Виль Липатов, писатель, секретарь правления Союза писателей РСФСР и Николай Анучин академик Всесоюзной Академии сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина
В. ЛИПАТОВ. Николай Павлович, я слышал, что именно вы послужили прототипом одного из героев романа Леонида Леонова «Русский лес» – профессора Вихрова. Подтверждаете?
Н. АНУЧИН. Ни в коем случае. Просто профессор Вихров и я думаем о русском лесе и о его судьбе одинаково. Как, впрочем, и Леонид Максимович Леонов.
В. ЛИПАТОВ. Но, если быть точным, Вихров появился на свет лет на сорок позже вас...
Н. АНУЧИН. Да, роман «Русский лес», если мне память не изменяет, впервые печатался в журнале «Знамя» в 1953 году.
В. ЛИПАТОВ. А до того?
Н. АНУЧИН. А до того – года за четыре, пожалуй, – я пришел к Леониду Максимовичу с просьбой о помощи.
В. ЛИПАТОВ. Сразу два вопроса: что за помощь и почему именно к Леонову?
H. АНУЧИН. Ответить-то я отвечу, так ведь история эта долгая. В двух словах не расскажешь. Вытерпите?
В. ЛИПАТОВ. Сам напросился.
H. АНУЧИН. После Великой Отечественной войны я выступал в двух ипостасях: ученого и администратора. Занимал я тогда достаточно высокий пост – начальника Главного управления лесами, а еще заведовал кафедрой в лесотехническом институте. Тогда для восстановления народного хозяйства, разрушенного войной, нужен был лес, нужна была древесина. Вот и навалились лесозаготовители на ближайшие к крупным городам лесные массивы, особенно в европейской части страны. Рубили – не думали: чем больше, тем лучше. А наука о лесах – с самого своего рождения в начале прошлого века – говорит ясно: рубить в год можно столько, сколько за этот год приросло.
В. ЛИПАТОВ. Это же простая арифметика...
H. АНУЧИН. К сожалению, эта арифметика хозяйственникам была не по душе: она ограничивала их возможности да и потребности. И кое-кто из ученых тогда попытался оправдать варварское истребление леса, повторяя нелепые утверждения, возникшие еще в 30-х годах. Смысл их рассуждений был примерно таким: у нас лесов много, рубим мы меньше, чем прирастает за год в целом по стране, посему ограничения рубки бессмысленны, даже вредны и всякие разговоры о годовом приросте – предрассудки, с ними мы боремся. И не учитывали эти слишком ретивые деятели одной малости: говорить о приросте леса в целом по стране бессмысленно по чисто географическим причинам. Основные запасы леса (примерно семьдесят пять процентов) падают на азиатскую часть Советского Союза. Это труднодоступная тайга, куда мы доберемся не скоро. Нужны надежные дороги, которые выведут древесину к рекам, к сплавщику, нужны люди, много рабочих рук, а основное население страны – в европейской части. Вот мы здесь и набросились на леса, ох, как много вырубили к нынешнему дню, и львиную долю – после войны. А теория постоянного пользования лесом, на которую ополчились защитники бесконтроль-
ной рубки, утверждает рачительное хозяйское отношение к лесу: баланс между приростом и рубкой нужно учитывать не по стране, а на каждом гектаре.
Ну, я тогда числился, как уже говорил, «начальником над лесами», мне и отвечать было: какая теория верна, а какая нет.
В. ЛИПАТОВ. Существует же пример сельского хозяйства: сто гектаров засеял, со ста гектаров урожай и снял... К сожалению, сравнение не в пользу леса: пшеница или рожь труда требуют, а лес – продукт даровой.
H. АНУЧИН. Вы правы, Виль Владимирович, бесхозяйственность возникает именно от этого: бери – не хочу, даром ведь. И брали, еще как брали! Вот мы вместе с Е. Лопуховым, крупным знатоком лесной экономики, умным хозяйственником да к тому же редактором нашего ведомственного журнала «Лес», выступили в этом журнале со статьей, в которой утверждали правильность идеи непрерывного пользования лесом. В конце концов эта идея биологическая... Ярлыков нам тогда понавесили – вспомнить тошно! Журнал «Лесная промышленность» против нас ополчился, в институте у меня отобрали курс лесоустройства, который я читал студентам, и передали его человеку, особенно нас критиковавшему, – видно, в поощрение.
А ведь, к слову сказать, не наша и тем более не моя это теория. Я унаследовал ее от моего учителя, профессора Ленинградской лесотехнической академии, где я начинал путь в науке, – Михаила Михайловича Орлова. Еще в тридцатых годах он отстаивал свою правоту от подобной же критики. Помню, он приезжал в Москву незадолго перед смертью, встречался со мной, смеялся: «Меня заставляют бороться против... орловщины». Так что я как бы во втором туре воскресил дискуссию (назовем ее так), начатую профессором Орловым.
В. ЛИПАТОВ. В «Русском лесе» есть эпизод, когда профессор Вихров беседует со своим учителем – старым ученым...
Н. АНУЧИН. Да, я много рассказывал Леониду Максимовичу об Орлове, но, повторяю, не ищите в романе аналогий, не в них дело. А дело-Дело тогда дошло до коллегии Министерства лесного хозяйства, на которой нам с Лопуховым влетело крепко. Так влетело, что хоть впору руки опустить.
В. ЛИПАТОВ. Честно: подумывали об этом?
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.