...Стоит Виктор на краю бездны котлована. Уверенно, прочно. Крутит казацкий ус. Меховая ушанка, как папаха, по-молодецки чуть сбита набекрень, ватник нараспашку, словно его, разгоряченного работой, вовсе не задирает мороз. Словно родился он здесь, закалился в огне северных холодов. Молодой покоритель железа... Своего рода кузнец, наследник былинного Илмаринена.
Побывав в этих местах прежде, вы бы наверняка удивились засасывавшей неторопливости здешних жизненных ритмов. Люди никуда не спешили, жили в стороне от больших дорог и линий связи. Кормились от богатых лесов да скупых полей. Пахали до седьмого пота. А по выходным кто баклуши бил, кто горькую пил, кто песни пел. Всякого хватало. И писала местная молодежь в газеты о неустроенном досуге. Зато славились на всю республику фольклорные группы местных стариков.
Суровый этот край не баловал молодых ни удобствами цивилизации, ни перспективой на скорое их получение. И ветвь жизни здесь потихоньку засыхала. Пустели старые деревни. Подросшие птенцы выпархивали из родительских гнезд, разлетались по чужим городам и весям. И редко когда возвращались домой.
В самую пору встряхнула Калевальский район стройка Костомукши. Быстро, словно на дрожжах ожидания, вырос у синего озера Контокки построенный с помощью финских соседей современный город. Вздыбился малиновыми громадами своих корпусов гигант-комбинат, ставший центром притяжения свежих молодых сил. Не то что с Карелии, со всего Союза хлынула сюда молодежь. Только комсомольцы составляют сегодня шестую часть стремительно растущего населения города, ударной стройки ВЛКСМ.
И отряды добровольцев все продолжают прибывать – из Белоруссии и Эстонии, с Урала, Сибири, Казахстана... Едут дружными, сплотившимися артелями – однокашники, однокурсники, однополчане...
Весь район, да что район, вся Карелия напряженно следит сейчас за этапами костомукшской эпопеи, ориентирующей экономику традиционно лесной республики на служение новой отрасли промышленности – черной металлургии.
– На наш век дел тут теперь хватит. Чуешь, размах какой? – Виктор кивнул на дно глубокого карьера, куда величественными уступами опускался серпантин уже разрабатываемых горизонтов и где буравило скалы «хозяйство Почекутова». С нашей высоты даже 110-тонные «БелАЗы» там, внизу, казались крошечными игрушечными машинками. А каково же будет, когда карьер достигнет проектных параметров: длины – 3,2 километра, ширины – 1,5 километра, глубины – 510 метров?!
По преданиям, у чудо-мельницы Сампо выросли три корня. Один ушел в глубь земную, второй – в скалу каменную, третий – в бездну морскую. Лакомым кусочком оказался первый корешок. Лишь в Костомукшской аномалии разведано более двух миллиардов тонн руды. Второй корень, кстати, геологи тоже отыскали. Совсем рядом – близ Карпанги. Чем черт не шутит, может, и третий в глуби морской где-то действительно притаился?
Уже разведанных здесь запасов руды хватит не на один десяток лет. Одно слово – Магнитка. Карельская Магнитка. Взорвала она дремотные таежные
будни, вдохнула в них стремительные ритмы ударной комсомольской стройки.
Рокот, дрожь, треск... Вгрызаются в земную твердь буры почекутовских станков, будто вторят друг другу: открой, природа, двери своих кладовых! Пронзают скалы их стальные копья, оставляя в каменном панцире глубокие раны шпуров.
– А ну нажми! Эх, дубинушка, ухнем! – скалят зубы из кабин своих самоходок молодые буровики.
– Сыпь побольше, не жалей.
– Ну жахнет, ну рванет!
Скрежет, скрип, лязг... Глотают разбуженную взрывом породу челюсти могучих экскаваторов, вырывают многотонные кусищи земли, выплевывают их на спины великанов «БелАЗов».
И неповоротливые самосвалы ростом с тепловоз отъезжают, фырча дымным перегаром, втаптывая тяжелыми сапожищами колес черный снег в разбитую колею. Натужно штурмуют подъемы, пыхтят на виражах, огрызаются ревом сигналов.
Грохот, шум, гвалт... Перемалывают глыбы жернова новорожденного Сампо. Дрожат, дробят, гребут все новые и новые порции сырья барабаны дробильных установок. Передают осколки скал дальше, на фабрику обогащения. И снова руда крошится в мельницах, прощупывается магнитами, захлебывается в отстойниках, просеивается в ситах, пока не отдаст людям скрытого в себе железа.
Жжение, жар, пот... Здесь железная мука попадает в пекло печи. Жарится в обжиговой машине фабрики окомкования, спекается с бектонитом в маленькие прочные шарики, более удобные для транспортировки и использования в металлургии.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.