Издали подъемный кран походил на гигантского журавля. Сине-серый и одноногий, он упирался в низкое темное небо.

Люба спешила. Идти было трудно: густая непроворотная грязь чавкала под ногами. «Если бегом, - из сапог выскочишь...» - подумала Люба.

Вверху замигали электролампы: две в кабине, одна на конце стрелы. Должно быть, Яков налаживал освещение.

Пробежал ветерок. Качнул лампочку, висящую на стреле, и выжал из туч первые крупные капли дождя.

- Начнем, что ли? - донесся сверху голос Якова.

- Пробуй! - отозвалась Люба.

Стрела подъемника пошла в разворот, чертя лампочкой в пасмурной выси серебряную дорожку. Из холодной полутьмы по желтому световому столбу пополз к земле черный масляный трос. Стальная стрела остановилась и беззвучно сломалась пополам над Любиной головой. Люба вскрикнула, запоздало присела.

- Ты что?.. Спишь, что ли?! - Яков высунулся из освещенной кабины. В туманном сумраке лицо его казалось призрачно - бледным и некрасивым. Голос звучал грубо и отчужденно.

- Ничего. Пустяки. Давай, давай! - ответила Люба срывающимся от непрошедшего страха голосом.

- В нашем деле нельзя так! - назидательно крикнул Яков.

- Подумаешь, в вашем! - прошептала Люба и закусила губу.

Она обиделась сразу и на себя за напрасный испуг и на Якова. Яков не знает, что Люба на стройке не новичок. Ну и плохо, пора бы знать! При встречах с ней уставится в лицо немигающими глазами. Смотрит, молчит. Как - то она попробовала поговорить с Яковом по душам, но вмешался, его приятель, крановщик Борька. Яков, отведя взгляд, замолчал, а потом вдруг заспешил к турнику. Только и видела Люба, как, ухватившись за скользкую железную трубу налитыми силой руками, Яков вертелся на перекладине.

Откуда было знать ему, что в Москве Люба работала облицовщицей! Любила узорчатые панели, холодные белые стены, выложенные кафельными плитками, маленькие балкончики, уставленные ящиками с цветами.

Здесь же, в казахстанской степи, в целинном совхозе, где люди легко уживались в палатках и наспех слепленных саманных мазанках, Любина специальность на первых порах оказалась ненужной. Но вот и здесь начали строить, и возможно, Любино умение не пропадет даром: скоро доверят ей штукатурить возведенный в степи большой светлый дом. А пока что нужно класть стены. Вот и знай себе подцепляй к тросу подъемного крана тяжелые поддонники с кирпичом.

Четыреххвостный трос опустился. Люба быстро нагнулась, прицепила крючья поддонника, нагруженного кирпичами, потом выпрямилась, подняла руку:

- Есть! Можно!

Ветер усилился. Лампочка на стреле сильно раскачивалась, то ярко светила желтым огнем, то угасала. Точь - в - точь как луна в тучах. Косо сеяла изморось, звеня по железу, как мелкая ледяная крупа, хлеща по плечам, и шумела ровным несмолкающим шорохом. Люба все цепляла и цепляла жесткие холодные петли троса. Цинк терся о железо. Сырой песок больно царапал пальцы. Девушка искоса глянула на освещенную кабину подъемника. В задымленном дождем окне увидела Якова и скривила онемевшие от холода губы:

- Сидит себе, как в пеленках. Сухонький! И хоть бы что!

Вспомнилось, как солнечным утром рослый крановщик Борис неожиданно сдернул с нее кожаные рукавицы и побежал, наверное, думая, что Люба пустится догонять. Понятно, добивался внимания. Напрасно! Люба не двинулась с места. Тогда* Борька прибил рукавички к дощатому карнизу «саманки», сказал, усмехаясь: «Попрыгаешь - достанешь!» - и пошел прочь.

«Каланча... Балаболка трескучая!» - сердилась теперь на парня Люба. Вот если бы Яшка так пошутил!... Она бы поиграла с ним в до - гонялочку.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.