Но товарищам как-то не передалась его приподнятость. Пригубили молча и как бы нехотя. А дядя Коля Бысов, опустив глаза, сказал каким-то чужим голосом:
— Атаки, Леня, прошли давно. После атак надо было скорее бабам на подмогу. Как вот он, Ферапонт. Как все, в общем.
Ленька промолчал. Стерпел. Выпил еще. И потом спросил дядю Колю в упор:
— Ты что, собственно, хотел сказать? Нет, я спрашиваю, ты за кого считаешь Недбайло, если он вместе с вами навоз не возил тут? За дезертира, небось? Ну?
Леньку стали уговаривать. Но он так расходился, что его пришлось выводить. Поминки испортились. И могли бы испортиться еще больше: столько в Леньке было силы и ярости, что он истребил бы нас всех, будь нас меньше.
А старики же, видать по всему, благоволили все эти годы к выходкам Леньки, чувствуя за собой род вины: за то, что не уберегли «мальчишку», не смогли направить на путь истинный. А какой он «мальчишке», если даже я успел превратиться за эти годы в полного мужика? И нет во мне снисхождения к «скитальцу», как у стариков.
...Утром Ленька проснулся посвежевший. Потянулся на перине, как кот, и вскочил пружинисто, по-молодецки, готовый что-то совершать, хлопотать и плевать на свой рок с большого разбега. Мигом умылся, быстро съел яичницу с салом, залил ее молоком. И только тогда спросил:
— Как живете-то?
— Да что живем?.. День да ночь — сутки прочь. В коробок пора уже, — ответил дед.
А потом добавил:
— Пенсия вот через два дня. Ты как пока?
Собственно, он это просто так спросил. Мог и не спрашивать. Ясно было, что бабушка выскребет потихоньку из своих сусеков хоть и немного, но достаточно, чтобы Ленька погулял. Правила эти давно им освоены, и он сказал, вставая:
— Ничего, перетопчемся.
Пошел в огород. Словно петух, стал деловито ходить среди зелени. Был май. И поэтому ничего, кроме зеленого лука, Ленька не мог отведать. Но ему было и так хорошо. Постоял у сирени, понюхал яблони, осмотрел, где какую закуску старики посадили, как она всходит, и, судя по всему, остался доволен. Затем, пожевывая на ходу лук, двинулся к цветам. Цветочное царство было небольшим, но давало отраду старикам. Как будто нарочно к приезду гостя, воспрянув после холодов и ненастья, раскрылись солнцу тюльпаны, красные, желтые, пестроватые, повеселели нарциссы.
Ленька задержался у цветов, оценил их красоту и спросил меня:
— У вас грузинцев на станции много?
— Как? — не понял я.
— Ну, что цветы продают, кишмиш разный.
Узнав, что «грузинцы» у нас не бывают, Ленька живо принял решение.
— Где у нас ножницы? — спросил он бабушку.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.