Рейд за облака

Эгран решил тогда выиграть время. Он шел, прихрамывая и рассказывал о плачевном положении дел Азиз - чи.

В отряде услышали выстрел и наддали лошадям ходу. Вот появились на вершине пика конные. Какое их множество!

Анекетов насчитал около сотни всадников и сбился, потом стал спешно комбинировать в уме все известные ему приемы встречных боев в условиях горных теснин.

- Эгран предал, честное слово, предал. Это он ведет басмачей... - тревожно выпалил красноармеец. - Что нам делать командир? У - ух, их сколько!

- Ну, что ты, с ума спятил!... Чтобы Эгран... нет, - успокоил себя Анекетов и привстал на стременах.

- Товарищи, приготовьтесь; их много, нас... - он взялся за эфес. - Или мы, или они. Помните это, - обнажил шашку и помахал ею над головой.

Красноармейцы молчали, в их глазах расцветали искры и движения становились порывистыми.

- Смотрите же. Застрелю, если что...

Голос Анекетова стал властным и твердым, глаза лихорадочно заблестели. Начиналась храбрость. Он ехал все медленнее, стремясь дать банде время спуститься в котловину и тем поставить ее в невыгодное с точки зрения устава тактики положение.

Джигиты настороженно двигались позади и все стремились прорваться вперед. Во главе их ехал мулла. Он испуганно любовался блестевшим наганом, - подарком Анекетова, который торжественно держал в правой руке.

Рахман Датхо, подъезжая к отряду, пристально наблюдал за ним и кого - то искал в нестройной толпе. Наконец он все понял: нет такого вооружения у банд, нет ни у кого таких молодых джигитов и не видно знакомой фигуры Азиз - чи. Он выхватил маузер и направил дуло в Эграна. Но тот ждал уже этого движения. Как дикая, внезапно вспугнутая кошка, метнулся он с тропы и, прежде чем главарь успел нажать курок, утонул в кустах под их снежным покровом. Медлить было нельзя. Рахман Датхо крикнул, пулеметчика, но тот безнадежно махнул в ответ рукой - автомат не работал; тогда он вынул шашку из ножен и поднял ее. Это был сигнал к атаке. Все сто пятьдесят, озлобленные обманом, тоже вынули шашки и молча рванулись вперед. Навстречу - дробь выстрелов, обжигающая волна свинца. Все сто пятьдесят на миг отпрянули назад и вразброд прокричали: алла!

Мимо Эграна, загрузшего в кустах, проносился последний джигит. Он был бледен, и все старался сдержать лошадь. Эгран бросился на круп ее, ударом кулака вышиб джигита из седла и, укрепившись в седле, поскакал в самую гущу банды, в ее тыл, откуда доносился неестественно громкий крик Анекетова:

- Карьер, ма - арш, ма - арш! Отряд переходил в контратаку.

На небольшом пространстве столкнулись две вражеских стены, вздыбились, оттолкнулись пружинно и, вновь сойдясь, смешались в кучу, как при байте. Врагов узнавали только по лицам, по выражению на них. Иногда занесенная рука повисала в нерешительности и, сделав зигзаг, шла в другом направлении.

Не выдержав столкновения, оглушенный, сбитый погорячившимися добротрядцами, мулла пытался уклониться от общей свалки, но лошадь упрямо рвалась, куда и все. Пришлось старику упасть на мягкий снег и, расстреливая заряд по мелькавшим мимо него лошадиным нотам, отползти в сторону, где между камней под кустами было тихо и мирно; там он лег лицом вниз, захватил пересохшим ртом снег и вдруг стал истово и самозабвенно молиться, поднимая к небу и опуская к земле руки, даже не замечая тяжести нагана в руке.

Анекетов угадывал врагов по перекошенным злорадно - растерянным лицам, по кривым взлетам блестящих ятаганов, удары которых он едва успевал отражать, по тому, как кучками враги налетали на него.

С головы Анекетова давно уже слетала плохо накрученная чалма. Рука далеко вынеслась вперед, клинок - влево и чуть назад. На боевом конце клинка играли блики закатного солнца. Анекетов сосчитал эти блики; их было четыре. Он заметил еще, как с конца капала мутная жижа, как она струйкой стекала по вырезу клинка и обжигала пальцы, держащие эфес. Одно время казалось, что он больше не в силах терпеть ожоги капель, что он уже роняет клинок и падает сам.

- Нача - а - льник! Моя здесь, урля - урля - а - а!!

Анекетов изумленно приподнялся в седле. Рядом с ним дрался Эгран. Как и в первых боях, он хвастался перед ним своею силой и удалым бесстрашием.

Басмачи бились отчаянно. Привыкнув видеть в открытых боях красноармейские шинели и шлемы со звездами, они терялись в этой схватке, наскакивали на каждое безусое или незнакомое лицо, иногда на своих же и чаще разили их, чем отскакивали от узнанных.