Размышления о сером цвете

Адель Алексеева| опубликовано в номере №1337, февраль 1983
  • В закладки
  • Вставить в блог

Этюды о художниках

Есть многие, не всегда разгаданные тайны мастерства, благодаря которым творчество художника оказывается неповторимым и... узнаваемым. Цветовая гамма, колорит, манера видения и чувство... Чувство прежде всего! Тогда угадывается почерк, лицо, чувство определяет и колорит. Осталось понятие – «серый, мешковский цвет»... Василий Васильевич Мешков, художник тонкой одухотворенности и большой живописной силы, оставил нам картины, полные грусти по уходящей русской деревне с ее сараюхами и амбарушками, покосившимися жердяными изгородями, бурьяном по краю полевой дороги и стадом – по деревне, гармонически слитой с природой, добавляющей свои краски в сложившийся издревле пейзаж, а к голосам лесов, полей, речушек – свой теплый приветливый голос.

– Серое, – скажут иные, – это нечто неопределенное, невыразительное, серость – синоним безликости, «серятины».

У Мешкова это понятие оборачивается своей противоположностью. Его серый цвет звенит, тонко и нежно выпевает, притягивает и завораживает. Один широкий мазок Мешкова, небрежный, на первый взгляд, едва не в три пальца шириной, – и в нашей взволнованной душе рождается видение отраженного в воде неба.

Это какая-то магия! Серое неощутимо пере) одит в туманную синеву, нежной трелью переливаются размытые мазки; несколько, казалось бы, случайных прикосновений кисти – и тонкие осинки в пасмурный день трепещут на ветру.

В юности Мешкова увлекали Псков, лодки на Волхове, господин Великий Новгород, мост с хитро устроенными опускными решетками супротив злых ворогов – историческая пейзажная живопись. Потом он был долгие годы упоен грустной красотой уходящей деревни. Перелески, разливы Оки, деревенька на косогоре, все такое привычное, сотни раз виденное, а смотришь на картину, на этюд Мешкова, и сердце щемит от какой-то непережитой, неизведанной еще грусти... В третий период творчества создан «Сказ об Урале» – вещь суровая, немногословная, героическая по духу, а за ней циклы эпических полотен, посвященных Карелии, Каме...

И везде, едва ли не во всяком этюде – верность однажды избранному серому цвету.

«Летний день. Сокольники». Не знаю почему, но хочется выделить эту вещь. Ни веселой зелени, ни ярких туалетов. Как бы смазанные, призрачные силуэты женщин. Легкая жемчужная дымка сглаживает и обобщает, делает все грустно-желанным, как уходящее и не покидающее нас прошлое. Какое точное, какое проникновенное мастерство! Какое умение найти новые неразгаданные возможности и с тихой нежностью рассказать о том, что дано лишь живописи.

Впрочем, почему опять о нежности? Вот суровые разливы свинцово-серых тонов Баренцева моря. А Сибирь!.. «Входишь в эти северные пейзажи, подчиняешься им и, насыщаясь, крепнешь сам».

Художника уже нет среди нас, и он есть. Во всем написанном им осталась его душа, его лирическое и мужественное восприятие. И любовь его к земле, на которой он жил, становится нашей любовью.

...Тогда входили в моду всяческие лотереи. Организовали и художественную. В качестве выигрыша должны были фигурировать эстампы, гравюры, живопись маслом и акварели разных художников. А приманкой, главным призом решили дать в лотерее несколько работ крупных мастеров. Пришел один из организаторов и к Василию Васильевичу.

– Пожалуйста, не отказывайтесь, – упрашивал он. – Это создаст успех нашему предприятию. А вам, Василий Васильевич, принесет немалую сумму.

– Да, да, – растерянно улыбаясь, соглашался Мешков. – Надо что-нибудь подобрать. Да вы садитесь... Как, на ваш взгляд, этот пейзаж?

– Хорош. Очень хорош! Может быть, его и определите?

Мешков тихо засмеялся:

– Не могу. Я для своего племянника берегу ко дню рождения. А вот тот?

– Прекрасно! Ваш, мешковский колорит, предгрозовое небо... Его и дайте. Вон у вас почти такой же еще.

– Да, да. Пожалуй. Я подумаю. А скажите, кто в этой лотерее участвует? Кто покупатели?

– Как кто? Все! Всякий, кто купит билет, может выиграть.

– Гм, – Василий Васильевич поправил свои круглые старомодные очки в железной оправе, потеребил бородку и растерянно махнул рукой: – Ладно, что с вами делать, забирайте.

– Вот и хорошо. Завтра наша машина будет объезжать художников, и к вам заедут. Хорошо?

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены