Шум колёс, катившихся к определённой цели, наконец, убаюкал его. Кажется, никогда прежде, даже на фронте, не волновался он так, как в эти последние дни перед отъездом в Горький. Даже музыка не отвлекала. Часто он раскрывал рояль, садился, брал несколько аккордов и тотчас же захлопывал крышку - не игралось.

Тренироваться Сергей Комаров тоже не мог. И всё потому, что держал сейчас экзамен наитруднейший - прошлогодние его достижения меркли перед ответственностью предстоявших испытаний. Кончилась юность, и одновременно с ним старт в Горьком возьмут уже не юноши, как бывало, а Пугачевский, Максимов и Зимин. Честно говоря, ему хватило бы и одного Зимина... А здесь был не только Зимин - куда там! Тут и Максимов и, что уж решительно опасней всего, сам Пугач. Да, да Пугачевский, бьющий противника наверняка, подобный пуле, выпущенной опытным снайпером, Пугачевский, бег которого - всегда прямая, оттого что бег этот есть самое кратчайшее по времени расстояние.

И лишь когда поезд в положенное время отошёл от перрона и колёса начали свой однообразный напев, Комаров внезапно перестал волноваться. Он подумал, что, в сущности, может придти к финишу и не первым, ничего от этого не произойдёт. Люди понимающие скажут тогда: был в Москве способный юноша, завоевал перед войной рекорды по всем дистанциям, но, очевидно, ещё не достаточно развился, чтобы противостоять сильнейшим бегунам страны, - и только. Но он тотчас же отбросил эту мысль. Взять себя в руки надо. И ещё надо забыть обо всех достижениях Пугачевского - обязательно забыть. Ведь и он не сразу стал знаменитостью, а долго учился и тренировался. Ещё юношей он словно очарованный наблюдал за тем, как бежит Лядумег.

Да, да, французский чемпион, приезжавший в Москву до войны. Комарову исполнилось тогда тринадцать лет. Он выступал по группе мальчиков и отчётливо запомнил этот день на стадионе «Динамо». Было солнце, Лядумег вышел в белой шёлковой майке, лёгкий и стремительный, он не вспотел за всю дистанцию... Против него выступал лучший наш бегун того времени - Денисов.

Семнадцатилетний Александр Пугачевский, ещё никому неведомый, случайно приехавший из Воронежа, во все глаза смотрел на соревнования. Впервые он видел, чтобы бегали так широко и свободно. Француз словно парил над дорожкой. Это и была единственная их встреча: молодой Пугачевский в публике на трибуне и опытный Лядумег в действии на дорожке. С тех пор Пугачевский стал подражать французу и вот достиг...

Да, именно тогда, он в первый раз увидел тот большой, маховый шаг, которым плыл по дистанции Лядумег и каким наши бегуны ещё не владели ни в Москве, ни, подавно, в Воронеже. Без тренера, без теории восстановил он по памяти в бесконечных упражнениях и старт француза, и его прохождение дистанции, и выход на последнюю прямую, и финиш, где ленточка легла на грудь победителя.

Пугачевский не однажды рассказывал об этом Комарову. В молодом бегуне, возвратившемся с фронта, угадал он будущего чемпиона. Комаров перед войной окончил два курса Института физкультуры, был образован, с детства играл на рояле, занимался английским языком, а главное - любил и умел тренироваться. Это Пугачевский ценил больше всего. Он говорил:

- Летние рекорды решаются зимой. Для бегуна всё в зимней тренировке, не надо здесь щадить себя.

Обычно Пугачевский тренируется один и никого не допускает на дорожку, когда бегает. Но для нового бегуна он сделал исключение. И хотя у Комарова был постоянный с юношеских лет тренер - Виктор Николаевич Вьюнков, - Пугачевский частенько, по-приятельски, наставлял его.

А сейчас в Горьком, впервые как конкуренты, они должны были выйти на дорожку борьбы...

Поезд в Горький идёт ночью, и, пожалуй, у Комарова это была самая спокойная ночь за много времени. Пели колёса, он спал без снов.

Дело было в сентябре, дул ветер с Волги, на деревьях золотился лист, и трава на стадионе уже порыжела.

Бег повёл Пугачевский.

Комаров взглянул на него и невольно залюбовался. Вот он, шаг высокий и спокойный! С трибуны он представлялся неразрывно цельным, теперь, вблизи, оказывалось - весь он состоит из мелких, но спаянных толчков, стремительно несущих тело бегуна вперёд. Комаров знал, что губит себя - нельзя любоваться противником. Но как отойти от картины, одновременно и поучительной и прекрасной?

Комаров плыл в темпе, предложенном Пугачевским. Его воли как бы не существовало. На дорожке росло стремление Пугачевского, управлявшее всеми участниками забега. Оно диктовало им скорость, нужную ему. С расточительностью богача он принимал на себя разгон волжского ветра, он не боялся стихии. И люди на трибунах, уже знавшие его, кричали:

- Пугач!... Пугачевский!...

Комаров слышал это. Он видел, что Пугачевский не бежал, а несся над дорожкой, широко расставляя ноги-рычаги. Казалось, ещё какая-то доля усилия - и бегун, оторвавшись от земли, умчится в высь... Но этого не случилось. Пугачевский безошибочно следовал маршруту.

Восемьсот метров - дистанция, равных в которой ему у нас нет. Неоднократно - и на тренировках и на соревнованиях - проводил он её. И всегда ленточка ложилась на его грудь. И всегда конкуренты были те же самые: Максимов и Зимин. Где они сейчас? Где-то далеко позади, а рядом, за спиной, на плечах - кто? Комаров!

Пугачевский слышит его ровное дыхание, никак оно ещё не сбито. «Если так, - прибавим ходу, Серёженька!...»

«Что ж прибавим, Пугач, прибавим!» Комаров делает резкий рывок - и метров на десять - пятнадцать отрывается от Пугачевского. Сейчас волжский ветер стегает его по лицу, и Сергей непроизвольно оборачивается поглядеть, как Пугач чувствует себя вторым? В эти доли секунды он думает: «А как будет, если я не выдержу темпа и собьюсь?..»

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.